Мальчик, который никогда не плакал: история усыновления ребенка из интерната для инвалидов — Общество

Накануне Международного дня защиты детей корреспондент ТАСС встретилась с семейной парой, которая взяла из детского дома мальчика с особенностями развития. «Он же глубокий инвалид», — говорили врачи. Но новые родители уверены, что мальчик сможет жить полноценной жизнью.

— Хочу слезть. Куда это кот убежал? Какие глазища! Можно его за хвост? Отнеси меня к нему. — Костик, давай сам за ним. Ты можешь, я рядом

разговор Костика с папой

Шестилетний Костик, который сейчас гладит котиков в одном из московских котокафе, любит руководить, шустро ползает и болтает без умолку. Глядя на него, не верится, что примерно три года назад какие-то люди почему-то решили, что он должен жить в отделении милосердия детского дома-интерната для детей с инвалидностью. Обычно там живут дети со множественными нарушениями развития, и многие считают, что им там не нужно ничего, кроме ухода, — ни игр, ни веселья, ни еды кусочками, ни даже вынимать их из кроватки, чтобы покормить.

И так до 18 лет.

Спецпроект на тему

Сегодня список соматических диагнозов мальчика, из-за которых от него отказалась биологическая мать, огромный — увесистая тетрадка. Но они не мешают ему готовиться к общеобразовательной школе, радоваться, играть, выбирать новые ботинки, обнимать новых маму и папу.

Костику повезло трижды. Сначала он попал в интернат, из которого ребята переезжали в только что открывшийся первый в России негосударственный детский дом для детей с тяжелыми и множественными нарушениями развития — Свято-Софийский детский дом православной службы помощи «Милосердие». Обычно его называют просто Домик.

Второй удачей стал собственно переезд в Домик. А всего через месяц после этого он познакомился со своей будущей мамой — Лизой. Сначала она просто приходила навещать его, потом оформила гостевой режим, а теперь опеку. Сейчас у Костика есть мама, папа, бабушки и дедушки. Он просит завести дома кота.

Знакомство с Костиком

Когда Домик только открылся, нужно было много всего доделать, чтобы ребятам там жилось уютно и безопасно. В социальных сетях искали волонтеров, чтобы закончить кое-какие мелочи по ремонту, собрать икеевскую мебель. На одно из таких сообщений в сети откликнулись Лиза и Илья Дерзаевы. Но, когда они пришли, оказалось, что волонтеров слишком много. Илье работу нашли, а Лиза пошла на семинар про детей с синдромом Дауна.

Я тогда смотрела на ребят из Домика и думала, что, нет, это очень тяжело, я никогда в жизни не смогу приблизиться к этому

Лиза Дерзаева

Семинар закончился, всех присутствующих распределили по детям — на прогулку. Лиза пошла на прогулку с двумя мальчиками, которые в тот момент были в плохом настроении, так как период адаптации к новому месту и переезд дались им нелегко. «А в конце прогулки один из них еще плюнул мне в лицо. Это, конечно, стало апофеозом. Я пошла искать Илью, чтобы уйти оттуда поскорее», — говорит она.

‘Свято-Софийский Социальный Дом’

Пока Илья собирался, Лиза ждала его в коридоре. В этот момент мимо пробегала воспитательница с Костей на руках. Она передала мальчика Лизе, попросила пять минут побыть с ним и убежала. «Он сразу вызвал у меня большой интерес, потому что с ходу стал мной руководить, показывал пальцем, говорил «туда» и «еще». Я подумала, какой интересный ребенок: находясь в трудной жизненной ситуации, он вот так с ходу берет дело в свои руки», — вспоминает Лиза.

Тогда она решила еще раз прийти к нему пообщаться. «Примерно на третьей встрече появилось ощущение, что мы будем жить все вместе, но до решений было еще далеко», — рассказывает Лиза.

Еще она с удивлением обнаружила, что многие люди считают, что ей нужно сделать выбор между приемным ребенком и замужеством. В России почему-то распространено мнение, что мама с ребенком, у которого диагноз, обязательно должна быть одна. Сам Илья тогда решил, что ему нужно побольше пообщаться с мальчиком.

Мужчина ходил волонтером в младшую группу, играл с ребятами, сопровождал в каких-то бытовых ситуациях разных детей, в том числе и Костика.

«В какой-то момент появилось чувство ответственности за него. Я стал думать, а как сделать ему лучше. Мы приезжали к нему каждую субботу, но потом поняли, что ему будет лучше с нами. То есть получился плавный, но непрерывный процесс, без скачков и озарений», — вспоминает Илья.

Спустя несколько месяцев они взяли Костика уже на гостевой режим и поехали вместе на море в Крым. «Было забавно, когда мы поняли, что Костик называет Крымом море. То есть мы уже были там, а он все равно утром говорил нам: «Вставайте! Пора идти в Крым», — смеется Лиза.

Бесконечная улыбка

В Домике Костик сначала был в группе малышей, потом попал в группу к продвинутым ребятам, хорошо говорящим, с которыми ему уже было интересно и за которыми можно было тянуться.

«Все это время рядом с ним была Лиза, потом в какой-то момент появился Илья. Нам казалось, что Илья очень гармоничен в общении с Костиком. Лиза такая активная, немного суетливая. На ее фоне Илья такой спокойный, медленный устойчивый. Очень приятно было на них смотреть, когда они, не торопясь, чем-то занимались, пока их мама Лиза решала все грядущие менеджерские задачи», — улыбаясь, вспоминает директор детского дома Светлана Бабинцева.

© Артем Геодакян/ТАСС

С самого начала в Домике Костик был намного более самостоятельным, чем многие другие ребята. Он сам ел и пил, мог довольно убедительно объясниться и рассказать, что нравится и что не нравится, о своих ощущениях, давал понять, чего хочет, и, главное, имел смелость говорить, чего не хочет.

«Он говорил «не хОчу». Это тоже такой хороший показатель возможностей ребенка и его самоощущений. Чаще всего он говорил это на еду», — рассказывает директор Домика. Поэтому сейчас, когда родители с Костиком приезжают к ребятам из Домика в гости и на дни рождения, все очень радуются тому, как он округлился. «Говорит, его котлетами с мясом кормят», — смеется Бабинцева.

Эмоционально он развит примерно на четыре года, интеллектуально — почти на свой возраст.

Отставание в эмоциональном развитии — последствия интернатской депривации. Когда малыши перестают плакать, потому что смысла в этом нет и на плач не приходят. Когда у детей появляются довольно странные способы себя успокоить. Механизмы самозащиты тоже необычные — некоторые разучиваются хотеть чего-либо, проявлять недовольство. Костик все время улыбался.

Улыбка Костика — это тоже во многом история интернатовская, с защитной реакцией, когда скорее это плохо, чем хорошо. За два года у нас он не смог расслабиться настолько, чтобы перестать все время улыбаться

директор Свято-Софийского детского дома Светлана Бабинцева

В Домике у него появилась воспитательница, с которой сложились теплые доверительные отношения. С ней он очень редко, но все-таки мог перестать защищаться и показать ей, что ему грустно. «Хотя это были практически единичные случаи, практически незаметные для мира. А так он все время улыбался, конечно», — добавляет директор Домика. С этой воспитательницей он общается и сейчас, потому что это правильно и хорошо, когда у ребенка в окружении есть много важных для него людей.

Все круги опеки

Говорить о том, чтобы взять Костика под опеку, Илья и Лиза начали примерно в апреле 2016 года. Уже с ноября Костик жил у них, а окончательно постоянную опеку оформили 25 апреля этого года. Родители мальчика вспоминают, что сам процесс был запутанным, сложным, никто особенно не объяснял, какой следующий шаг и какие есть варианты.

«Если хочешь взять ребенка из детского дома, тебя к нему пустят два раза. По большей части тебе придется взаимодействовать с огромным количеством людей, которые будут тебя отговаривать. У нас получилось наоборот: мы познакомились с Костиком, потом прошли через все круги опеки», — вспоминает его папа.

При этом, по словам Дерзаевых, в Штатах или в Европе система гораздо дольше проверяет приемную семью — до трех лет.

Ситуация с оформлением была непростой, процесс — мучительным. Все хотели добра, но каждый видел его по-своему. Но результат получился хороший. У нашей системы есть много недостатков, но и плюсы есть

Лиза Дерзаева

В индивидуальном плане реабилитации (ИПР) у Костика написано, что у него умственная отсталость и что в образовании он не нуждается. «Недавно мне позвонили из службы опеки и спросили, можем ли мы с ним хотя бы из дома выйти. Когда мы пришли, сотрудница сказала, судя по тому, что написано в ИПР, он просто неподвижный, слабоумный, необучаемый ребенок», — рассказывает мама Костика.

«Мы же хотим, чтобы он пошел в общеобразовательную школу. Пусть это будет не в 7 лет, а в 8 или 9 лет. С индивидуальным планом реабилитации тоже нужно что-то делать», — добавляет Илья.

Ребенок — не диагноз

Диагнозы Костика и лечение стали еще одной причиной для пары забрать его домой — здоровьем нужно заниматься прицельно и системно. «У него много диагнозов, в том числе spina bifida (расщепление позвоночника. — Прим. ТАСС). Я задумалась о том, что, для того чтобы сохранить его мужское здоровье, некоторые манипуляции нужно провести уже сейчас», — рассказывает Лиза.

При этом, по ее словам, врачи в московских больницах далеко не сразу могли понять, о чем идет речь, а когда понимали — смотрели на нее как на безумную, потому что не могли даже допустить мысль о том, что у человека в такой ситуации, как у Костика, может быть не только будущее, но и личная жизнь, семья. «Вы что, он же глубокий инвалид, говорили они мне», — вспоминает Лиза.

© Артем Геодакян/ТАСС

Еще одна проблема связана с отсутствием амбулаторного лечения. Когда встал вопрос о реабилитации, то пришлось лечь на три недели в больницу, а значит, по сути, выпасть на три недели из жизни. «Когда мы лежали в больнице, меня поразило, что мамы других детей с похожими проблемами могут говорить только о лечении и о том, когда дети смогут самостоятельно ходить. Казалось, они считают предательством иметь собственные интересы, и когда мне в больнице пришлось поработать, то я столкнулась с осуждением», — говорит она.

При этом Лиза вспоминает, что в ее детстве родители давали понять, что она для них очень важна, но при этом у них было много других занятий и интересов. «Наверное, отчасти поэтому люди и не допускают мысли о том, чтобы взять из детского дома ребенка с особенностями развития, потому что опасаются, что жизнь будет вот такой: вокруг диагноза, в больницах, с круглосуточными разговорами только об этом. Я так не считаю», — добавляет она.

Лиза убеждена в том, что жизнь будет такая, какую человек сам захочет. «Мы не то что сохранили свои интересы, мы даже не думали от них отказываться. И Костик очень органично вписался. Он понимает, что папа уходит на работу, что мама дома может работать. На мой взгляд, это очень правильно», — уточняет она.

«Илья делает концерты и выставки, когда Костик подрастет, будем брать его туда. Вообще будем всячески побуждать его иметь свои интересы», — добавляет Лиза.

Органично вписался

Директор Домика Светлана Бабинцева считает, что в ситуации с Костей и его приемными родителями все произошло очень органично и своевременно. «Здорово, что они с Ильей и для себя взяли это время на раздумья, и нам дали время привыкнуть к тому, что все серьезно», — говорит она.

На эту тему

Прежде чем взять Костика на постоянную опеку, Дерзаевы побывали с ним в разных бытовых ситуациях: в поездке, в больнице, да и просто дома вместе долгое время. Это все необходимый опыт, который позволил обеим сторонам — директору и будущим приемным родителям — убедиться в правильности решения.

«То есть действительно получили опыт, набор такого разного житейского, бытового, разных ситуаций, радостных и трудных. И нам тоже теперь спокойнее, потому что мы понимаем, что они справятся и со всеми остальными проблемами», — уточняет Светлана.

«Нам психологи, которые с Костиком работают, говорят, что за первый год нужно главным образом наладить быт. Этим и занимаемся», — говорит Илья.

Костик расслабился с нами и наконец перестал постоянно улыбаться

Три откровенные истории усыновления

В Беларуси шесть с половиной тысяч семей, которые усыновили детей. Многие из них до сих пор живут «двойной» жизнью, полагая, что скрывать тайну ото всех, в том числе и от самого ребенка, — это правильно. Однако в западных странах культура иная: детей все чаще принимают в семьи открыто. Неудивительно, что усыновители в Беларуси вынуждены быть осторожными: отношение общества к ним полно крайностей. Либо «о ужас, корыстные создания, взяли малышей ради льготного кредита», либо «о, эти святые герои с нимбом над головой, усыновили несчастных сироток». На самом же деле они ни то, ни другое. Onliner.by встретился с тремя семьями, чтобы прикоснуться к реальной жизни усыновителей и детей, которые стали друг другу родными.

«Когда нам впервые принесли Егора, няня сказала: „Смотри, это твои родители“»

Первый раз Олеся стала мамой почти десять лет назад. Данила был долгожданным мальчиком. А в 2014 году в семье появился еще один сын — Егор (имя изменено по просьбе героини). Годовалого малыша Олеся с мужем, Олегом, взяли из Дома ребенка. Почему они сделали это? Односложным ответом не обойтись.

— У меня было огромное желание еще раз стать мамой. Оно захватило меня полностью, все остальное ушло на второй план. Ты работаешь на кого-то, зарабатываешь деньги и тратишь их, день за днем одно и то же. А для чего все это? Для кого ты живешь? Вот какие вопросы задавала я себе, — искренне признается Олеся. — В какой-то момент пришло осознание, что есть дети, которые больше всего на свете нуждаются в родителях. Я безумно хочу стать мамой, а они с такой же силой хотят попасть в семью. Так что же мне мешает?

Мы с мужем обсудили мое желание усыновить ребенка и на некоторое время закрыли тему. Несколько месяцев каждый варился в своих мыслях. Я не хотела, чтобы он делал это ради меня или под давлением. Это должно быть обоюдное желание, потому что заставлять кого-либо в таких вопросах неправильно. Желание должно идти от сердца, иначе успеха не будет.

Я потихоньку почитывала форумы приемных родителей, усыновителей. Становилось понятно, куда нужно идти, какие документы собирать. Очень помогли видеоуроки для усыновителей, которые записывает ведущий программы «Пока все дома» Тимур Кизяков. Он приглашал специалистов, и они отвечали на самые тревожные вопросы: что понимать под диагнозами, которые вы читаете в медкарте ребенка; как реагировать, если приемный ребенок ворует, и так далее. Мои страхи развеивались. В конце концов, и родные дети порой воруют, болеют и все такое.

— А чего вы боялись больше всего?

— На самом деле меня тяжело напугать (смеется. — Прим. Onliner.by). Но если честно, я боялась, что не справлюсь. Мы же в ответе за тех, кого приручили. Когда ты решаешь рожать своего ребенка, то осознанно идешь на зачатие. С Данилой я все планировала, готовилась к беременности, правильно питалась, соблюдала режим. Здесь же тебе дается ребенок с особенностями. Кусок жизни у него уже пройден — и пройден не самым счастливым образом. Как обойтись с этим? Я ведь хочу, чтобы он рос здоровым, развитым, счастливым мальчиком. Меня страшили последствия: что ждет нас годы спустя? Но это, в конце концов, пугает всех родителей. У любой мамы бывает такой день, когда она думает: «Боже мой, все плохо! Ничего не получилось! Я его растила-растила, а он на меня накричал и дверь захлопнул!» С приемными детьми так же.

Честно признавшись в своих страхах и выяснив, что бояться — это нормально, Олеся и Олег стали собирать документы. Желание родителей взять в семью ребенка — это прекрасно, но подходят ли они для этой роли? За один месяц государство должно проверить материальную и моральную готовность потенциальных кандидатов. Есть ли у них жилье? Зарплата нормальная? Здоровье крепкое? И наконец, пожарный извещатель имеется? Затем обязательные психологические курсы — их проводит как Национальный центр усыновления, так и социально-педагогические центры по всей стране.

— Хотя и нужна большая стопка документов, на самом деле все эти критерии легко выполнимы, если речь идет о нормальной, благополучной семье. А психологические курсы в Национальном центре усыновления — вообще отличная вещь, они по-настоящему помогают. Нам очень повезло со специалистом, который их проводил. Сначала я не понимала, зачем нам рассказывают такие жесткие вещи о жизни детей в детдомах. К чему эти фильмы и книги, которые описывают психологический портрет сирот без прикрас? Нам не говорили: «Все будет хорошо, вы справитесь», — а показывали сложные ситуации. Во время обучения я читала книгу о девочке, которая подвергалась насилию, а потом ее удочерили. Волосы на голове начинали шевелиться… Со временем мне стало понятно: справимся, мы ведь взрослые. В конце концов, кто, если не мы? Сейчас я считаю, что курсы проводились правильно. Нам говорили честные вещи, а не формальное «Все будет хорошо», — объясняет Олеся. — С другой стороны, я не хотела бы демонизировать детей из детдомов. Рогов и хвоста у них нет — люди как люди. Допустим, в нашей семье один ребенок биологический, а второй — усыновленный. Давайте возьмем наш школьный класс. Есть дети, которые живут с отчимом или мачехой. Кого-то воспитывают бабушки. Есть ребята из неполных семей. Некоторые имеют родственников с особенностями. Я не думаю, что у них жизнь намного легче, чем у нашей семьи. И если снять корону, сойти с пьедестала, то становится понятно: у каждого свои проблемы, идеальных семей нет. Не нужно тыкать в людей палочкой. Попробуйте быть добрее друг к другу.

Да, в нашей стране сиротство по большей части социальное. Редко встретишь в детдоме ребенка, который оказался там потому, что родители умерли. Скорее всего, они попали в беду. Многие люди считают, что с ними такого не произойдет. Но ведь каждый может оказаться на этом месте. До него буквально пару шагов.

Вопрос, который часто задают приемным родителям, — «Как вы выбрали ребенка?». Почему-то все ждут ответа про любовь с первого взгляда, а ведь даже мужа и жену мы за одну встречу не выбираем, что уж говорить о детях. Кандидатам на усыновление, то есть тем, кто собрал все документы и прошел отбор, дается возможность встретиться с несколькими детьми. Вот и прими решение всей жизни, когда нельзя надеяться ни на «звонок другу», ни на «помощь зала». А тут еще диагнозы разной степени тяжести — они есть практически у всех детдомовских ребят… Точного ответа, как выбирать ребенка, нет. Каждая семья делает это по-своему.

— Когда нам впервые принесли Егора, ему был год. Няня, которая держала его на руках, открыла дверь и сказала: «Егор, смотри, это твои родители». У меня холодок пробежал по спине. Мы же тогда еще были просто тетя с дядей, могли развернуться и уехать, а тут ребенку сразу говорят: твои родители. Дальше начались душевные муки: это он или нет? Может, где-то еще ждет наш малыш?.. В итоге оказалось, что прозорливая няня была права. Через месяц мы забрали Егора домой.

Наше привыкание друг к другу происходило плавно и медленно, не по щелчку пальцев. Егору, наверное, пришлось сложнее: у него же вообще не было опыта жизни в семье, представления о том, что рядом постоянно могут находиться двое небезразличных взрослых. Потихонечку мы отогревали ребенка. Я знала, что ему нужно пройти все стадии нормального развития, как если бы мы только что забрали малыша из роддома. Мы показывали, что на любое его проявление есть реакция, учили сына выражать эмоции и просить о помощи. Я осознанно качала годовалого Егора на руках все время, чтобы восполнить дефицит телесного контакта. И потихонечку он прожил «младенческий период». Отказался от укачивания перед сном, начал выражать привязанность. У него появился новый опыт: «Если мне будет плохо, родители придут».

Олеся и ее муж — одни из немногих родителей, которые считают правильным открытое усыновление: никаких тайн и сказок. Полгода проходить с подушкой под майкой, изображая беременность, — это не их история.

— Наше окружение реагировало на внезапное появление ребенка по-разному. Соседи могли спросить: «А кто это?» Я отвечала прямо: «Мы усыновили мальчика». Конечно, это не самый приятный разговор. Бывает, люди начинают дико стесняться, опускают глаза в пол, извиняются, когда слышат об усыновлении. Хотя чего тут стесняться? Это факт нашей жизни. Мы счастливы, у нас все хорошо — зачем вы извиняетесь? От друзей я не скрываю: да, наш мальчик усыновленный, это не тайна. С родителями нам повезло: они приняли Егора и очень его любят. Хотя я знаю другие истории усыновителей, когда бабушки-дедушки принимали детей в штыки.

Часто спрашивают: «А как же гены, ты не боишься?» Слушайте, давайте каждый возьмет и проанализирует историю своей семьи. Что, у всех бабушки-дедушки-тети-дяди голубых кровей? И не пил прямо никто?

Моя позиция такова: нужно честно говорить об усыновлении и ребенку, и окружающим. Зачем врать? Ложь означает, что ты стыдишься, что-то скрываешь. А чего тут стыдиться? К тому же ребенок и так знает все, что он пережил. Даже если не осознает, не помнит деталей, в душе он чувствует, что с ним произошло. Да, это нечто сокровенное, а многим не хватает учтивости. Воспитатели в детских садиках и учителя в школах вешают на усыновленных детей ярлыки. К сожалению, в нашей стране подобное существует.

Но все эти сложности — такой маленький процент по сравнению с радостью, которую ты получаешь! Чувствовать, что ты мама, наблюдать, как ребенок растет, слушать его шуточки, смотреть, как два сына ругаются и мирятся между собой, — это и есть счастье.

В 2015 году Олеся с мужем оказались в числе активных участников первого в Беларуси фестиваля семей усыновителей. В этом году они собираются повторить этот важный опыт.

— Фестиваль нужен, чтобы развивать в нашем обществе культуру усыновления. И чтобы участники могли поделиться опытом, конечно же. Ведь люди не афишируют усыновление, а потому найти единомышленников трудно. Поговорить по душам с людьми, которые сталкиваются с теми же проблемами, — уже одно это помогает. Смотришь на живых людей — и становится легче. Плюс есть возможность встретиться со специалистами, которые подходят к усыновлению со знанием дела. Во время фестиваля проходят лекции, разбираются конкретные ситуации. Например, когда мы забрали Егора домой, он не понимал, что можно просить о помощи. Годовалый малыш падал, сильно ударялся и не издавал ни звука — поднимался и шел дальше. Он просто не понимал, что, когда больно, можно рассчитывать на понимание и помощь другого человека. Изо дня в день мы жалели его после таких случаев, показывали, что очень любим его и готовы разделить его боль. Через несколько месяцев все изменилось. Егор начал выражать эмоции, как обычный ребенок.

«Никакой это не подвиг, а простая человеческая потребность — давать свою любовь»

Наталья и Дмитрий придерживаются более традиционных взглядов. 50-летние супруги уважают «тайну усыновления», стараясь не афишировать перед посторонними, что появившаяся в семье девочка — это не их биологический ребенок. Корреспонденты Onliner.by с пониманием отнеслись к просьбе героев не снимать лица на камеру.

— Мы не храним тайну, это невозможно. Нашей Анечке было почти 6 лет, когда ее удочерили, поэтому знают не только родственники и близкие друзья, но и соседи, коллеги, знакомые. Такое не утаишь. Мы просто не афишируем это. Если посчитаем нужным рассказать кому-то из новых знакомых, мы это сделаем.

Спустя полгода мы отвели Анютку в танцевальную студию. Недавно педагог мне сказала: «Ваш ребенок хуже всех». Что же мне, говорить: «Ой, это удочеренный ребенок, он не наша кровиночка»? И тогда нас пожалеют и посочувствуют? Я сказала педагогу: «Спасибо. Мы будем работать и стараться». Хотя одна из знакомых усыновительниц говорила по этому поводу так: «Пусть знают. Если что не так — мы ж ни при чем, не виноваты. Это гены». Удочерив девочку, мы осознанно взяли на себя ответственность и за нее, и за ее гены тоже, — говорит Наталья.

— В браке мы уже 26 лет. С детьми у нас не сложилось. А я всегда очень хотел ребенка, почему-то именно девочку. Это была моя мечта. Столько лет не получалось, и вот наконец «Снегурочку состругали», — смеется Дмитрий. — Я очень доволен. Даже чувствую иногда, что излишне балую дочку, но ничего не могу с собой поделать.

— В течение долгого времени у нас не возникало мыслей об усыновлении, более того, своей маме, которая просила, чтобы мы взяли ребенка из детского дома, я говорила, что этого не будет никогда. Впервые мы с мужем заговорили об усыновлении после того, как в Гродно удочерили ребенка наши знакомые, причем люди нашего возраста. Это стало толчком. В итоге мы пришли к непоколебимому решению: да, мы хотим усыновить ребенка. И надо сказать, что биологические родители нашей девочки тоже возрастные, — добавляет Наталья.

— Первый раз мы встретились с Анечкой в детском доме. Она выбежала на улицу и сразу пошла за нами. А на прощание спросила у меня: «Ты еще придешь?» Я стояла и не знала, что ответить… Мы уезжали на неделю, а как только вернулись в Минск, сразу поехали в детский дом оформлять патронаж. Анечка увидела нас, побежала навстречу, расставив руки. В первый же день мы отправились покупать ей новые платьица, и она, стоя в очереди, спросила меня: «Мамочка, а где наш папа?» Вот так, мы были не «тетей» и «дядей», а сразу стали «мамой» и «папой». Наверное, она поняла, что нет у нас лишнего времени, мы готовы быть родителями уже давно. В тот день дочка не могла заснуть до глубокой ночи, малышку мучил тот же вопрос, который вы сейчас задаете мне: почему мы выбрали именно ее? Я объяснила Анечке: «Мы хотим быть твоими новыми родителями, заботиться о тебе, чтобы ты жила в семье и у тебя были мама и папа. Мы очень долго искали свою доченьку и рады, что ты нашлась». Документы в суд на удочерение мы отнесли через неделю, — вспоминает Наталья.

Аня удивительным образом похожа на Дмитрия, словно родная дочь. У них даже группа крови одинаковая. «Никому не говорите, что не ваша. На фото — одно лицо!» — заметила судья, когда решался вопрос об удочерении. Немудрено, что девочка выбрала папу своим любимцем. Он — «главный по игрушкам», носит дочку на руках, а мама отвечает за вещи более «скучные», но полезные: чтение, постановку звуков, чистописание. Ни один вечер не обходится без совместной сказки на ночь.

— Перед Анечкой открылся огромный мир за пределами детского дома. Она не понимала, что это за свободный город, где бегают собаки и ездят автомобили. Малышка боялась и шума пылесоса, и кофемашины, и бегущей из крана воды… Пятилетняя Анечка спотыкалась, с открытым ртом смотрела по сторонам, а я крепко держала ее за руку, даже думала о том, что у дочери нарушена координация движений, — описывает первые месяцы Наталья.

— Для Анюты естественно говорить о том, что раньше у нее была другая мама, вспоминать детский дом. А мы, честно говоря, сразу не знали, как на это реагировать. Но сейчас уже свободно обсуждаем с дочерью тему усыновления. Мы с женой договорились, что никогда не будем говорить плохо о биологической семье Анюты. Но я против того, чтобы в школе знали ее историю: не хочу, чтобы дочку дразнили, — говорит Дмитрий.

— И я не хочу, чтобы кто-либо случайно в разговоре бестактно ранил душу ребенка. Полагаю, будет правильно дождаться того момента, когда Анечка сама решит, что и кому говорить. Это ее право — рассказывать о том, что она приемная, или молчать. Мы не будем решать за дочь. Подчеркиваю: выбор за ней. А мы будем стараться защищать Анютку от ненужного внимания к тому, каким образом она появилась в нашей семье, — объясняет Наталья. — В то же время для меня важна открытость — в том смысле, в котором я ее понимаю. Например, я выступаю за то, чтобы на фестиваль усыновителей могли приехать семьи, которые только задумываются об усыновлении. Например, моя знакомая, которая сделала уже восемь ЭКО и отчаялась забеременеть, обсуждала с мужем возможность удочерения. Если на фестиваль приедет такая семья — это и есть открытость. Но пропаганда и агитация в таком вопросе лишние. Как я могу уговаривать людей? «Ну усыновите ребенка! Пожалейте сиротку!» Нет. Здесь должна возникнуть внутренняя, душевная потребность. У нас 25 лет такой потребности не было.

Я считаю, что каждый должен прийти к усыновлению сам. Это действительно очень ответственный и серьезный шаг — не игрушку купить. Почему-то многие люди думают, что усыновленные дети должны быть благодарны и ходить по струнке. Это не так. Дети ничего не должны. Спустя недели три наша доча стала «прощупывать» нас и определять границы дозволенного. Были и крики, и плач, и топанье ножками, и сжатые кулачки. Здесь нам очень пригодился жизненный опыт.

— Иногда на приеме в поликлинике врач, например, говорит: «Боже, как приятно, что есть еще у нас в стране такие самоотверженные семьи!» Мне странно слышать это, потому что усыновление нужно в первую очередь нам самим. Никакой это не подвиг, а простая человеческая потребность — заботиться о ком-то, дарить свою любовь. Мы не брали в семью ребенка с целью помочь государству или снять с правительства социальную нагрузку. Нет! Это исключительно личная потребность. Наш дом наполнился детским смехом, Анютка за восемь месяцев очень изменилась, мы можем говорить о ней часами. Это и есть радость, — подводит итог Наталья.

«Я злился и завидовал семьям, у которых есть дети»

Ольга и Александр стали родителями 3 года назад. Просто в какой-то момент решили, что устали быть вдвоем: 11 лет вместе — хотелось с кем-то разделить свою жизнь. Так в семье появился полуторагодовалый Никита. Решение об усыновлении было непростым, но, судя по всему, честным по отношению к себе и к мальчику.

— Почему мы усыновили ребенка? Да все просто. Банальная физика. У нас не было возможности самим стать родителями, поэтому приняли такое решение. Три с лишним года назад знакомая записала нас на подготовительные курсы в Национальный центр усыновления. Услышав и увидев все собственными глазами, мы окончательно решили, что Новый год — 2014 хотим встретить втроем, — вспоминает Александр.

— Детей мы хотели всегда. Это казалось совершенно естественным — ощутить опыт родительства, — подключается к разговору Ольга.

— Для меня это было так же важно, как и для жены. Признаюсь, я даже злился и завидовал тем парам, у которых есть дети. У меня ведь ребенка не было… Никиту мы привезли домой 4 января. Хотели успеть оформить усыновление и вместе отпраздновать Новый год, ведь мы привязались к мальчику за время встреч в Доме ребенка, видели, как ему там плохо. Но с нашими чиновниками вышло как всегда. Мне и ругаться приходилось, и проблемы решать. Например, инспектор в отделе образования несколько раз теряла наши документы, а ведь там внушительный список бумаг. В Дом ребенка мне тоже приходилось приезжать не раз, чтобы наконец-то решить ситуацию с «отдающей стороной», это была серьезная нервотрепка. В суде понадобилось долго объяснять, зачем нам вообще нужно усыновление. Мол, живете же хорошо — к чему вам «неблагополучный» ребенок? Почему так быстро решили усыновить, не ходили к Никите несколько месяцев? Приходилось буквально «образовывать» судью по части того, как устроена психика ребенка без взрослого и почему каждая встреча для малыша — очередная травма привязанности и потеря доверия к людям.

Только Национальный центр усыновления — приятное исключение в этом вопросе. Там мы получили поддержку и помощь в виде совета. А в целом такое чувство, что никто в нашей стране в усыновлении не заинтересован.

Скоро будет фестиваль семей усыновителей «Родные люди». И мы очень за него радеем, потому что основная цель фестиваля — повысить имидж усыновления. Наглядный пример — те же Штаты, где взять ребенка из детдома — это хороший тон. А у нас — непонятно что. Поступок «как бы хороший», но смотрят на тебя искоса. Пренебрежение к сиротству и усыновлению существует, — констатирует Александр.

Несмотря на формальные трудности, Ольге и Александру удалось достичь своей цели. В декабре 2013-го суд официально признал их родителями Никиты.

— И понеслась! Первые полтора месяца я вообще почти не появлялся на работе. Поскольку руковожу маленьким бизнесом, мог себе такое позволить. Это были месяцы на адреналине. Сейчас, постфактум, я все хорошо понимаю. Мы с женой не видели проблем. Нам было море по колено. Например, только сейчас, разглядывая фото, мы видим, какой Никита был дистрофично худой после Дома ребенка. Тогда мы этого не замечали. И множество подобных моментов, проблемы со здоровьем казались нам чем-то несущественным, — вспоминает Александр.

— Откуда-то брались на все силы! — смеется Ольга. — Это было время контрастов: невероятно тяжело днем, а ночью, когда малыш засыпал, — ощущение огромного счастья. Очень повезло, что наш сын сразу принял нас и доверился. Никита — открытый мальчик. Я догадываюсь, что во многом это заслуга нянечки в Доме ребенка, которая часто брала его на руки. Никита был ее любимчиком и благодаря этому не потерял доверие к людям. Меня с мужем он принял очень хорошо, буквально сразу, хотя в Доме ребенка это назвали явным нарушением привязанности. Но мы буквально влюбились в малыша, и все минусы, о которых говорили сотрудники учреждения, нам казались плюсами. Решение об усыновлении было стойким.

В первые месяцы Никита совсем не отпускал меня, висел на руках. Обычно в полтора года мальчики уже ходят, исследуют окружающий мир, а нашему малышу хотелось все время быть на руках у меня или у Саши. Новая обстановка вызывала у него страх и тревогу. Укладывание спать каждый раз было для нас настоящим подвигом: малыш не мог и лежать рядом с нами, и находиться в своей кроватке один. Мы думаем, его охватывал страх, что «я усну, а мама в это время исчезнет». Укачивали по два часа на руках, пока не уснет, перекладывали в кроватку и выбегали из комнаты. Ни коляска не помогала, ни что-либо другое. Нахождение вне наших рук вызывало страх и панику. Мы даже задавались вопросом: а бывает ли такое явление — чрезмерная привязанность?

— Пусть Никита маленький, но он человек. Он все понимает, чувствует, помнит. Как ни удивительно, в свои 5 лет он уже четко знает, что его усыновили. Хотя и не все может себе объяснить. Конечно, внутри у него столько боли и обиды на мир, что малыш начинает злиться, проявлять агрессию. Ведь он не знает, откуда эта боль, почему ему так плохо на душе. Это обычная история с приемными детьми. Поэтому да, Никита «сложный» ребенок. «Неудобный». Чувствительный. Требовательный. Он все очень хорошо помнит. Сам задает непростые вопросы, на которые нужно отвечать. И в этом случае нет ничего лучше правды. Мы решили не выдумывать никаких историй, а честно говорить Никите об усыновлении, — объясняет свою открытую позицию Александр.

Человеческая психика устроена таким образом, что, к сожалению, травма брошенности останется с ребенком из детского дома на всю жизнь. Даже сейчас одна из самых любимых игр Никиты — это забота об игрушечных младенцах. Он может принести малыша и сказать: «Мама, посмотри, он лежит один. Пожалей его, пожалуйста!» Это способ снова и снова переживать свое горе, пытаясь изменить сценарий.

— Я объясняла Никите все, что произошло с ним, через сказку. Рассказывала, как жил на свете один малыш, рос в домике с другими детками, его воспитывали тетеньки, а потом пришли мы с мужем и забрали его к себе. И больше мы малыша никогда не бросим. «Ты можешь бить, кричать, злиться, но мы тебя не оставим», — вот что говорила я сыну. Потом Никита полюбил слушать сказку про потерянного мишку, которую я тоже придумала специально для него. Так он и рос с осознанием того, что появился в нашей семье не с самого рождения. Сейчас, в свои 5 лет, он только начинает понимать, что младенцы рождаются из маминого животика. В его версии мира до недавнего времени дети появлялись из детского домика, — объясняет Ольга.

Проблем с реакцией окружения на усыновление практически не было. Александр и Ольга честно рассказывали близким о своих радостях и сложностях — куда же без них. В итоге одна пара друзей тоже решилась на такой шаг — взять ребенка из детского дома.

— Посмотрите, какой Никита чудесный! Абсолютно наш, родной! Я сейчас не представляю другого ребенка. Это стоит всех трудностей — видеть, быть причастной к тому, как расцветает маленький человек, — убеждена Ольга.

— В то же время нельзя недооценивать историю нашего сына и его внутренние переживания, которые отражаются на всей семье. Не хочу вам говорить, мол, усыновление — это сплошное блаженство. Нет. Например, когда я вижу подавленное настроение Никиты, начинаю думать. Как вести себя? Как правильно воспитывать? Что будет дальше? Это сложно, — признается Александр. — Нам повезло: мы окружены компетентными людьми — начиная от директора Национального центра усыновления Натальи Поспеловой (первое время мы каждый день звонили ей с вопросами, уложив Никиту спать), семейного психолога Ольги Головневой и заканчивая главным детским неврологом Минздрава Леонидом Шалькевичем.

Однако в целом наше общество не понимает усыновления. Если ты пришел в семью не так, как остальные дети, то в школе навесят ярлык «детдомовец», с которым придется жить до конца. Но я за своего Никиту не боюсь: он отпор даст. А если надо будет, я сам приду и за сына вступлюсь! Но все равно это негатив, с которым приходится сталкиваться. Я знаю несколько историй, когда усыновители, выступавшие за гласность, изменили свою позицию из-за жестокости школы.

— Усыновление — это естественный путь. Почему суррогатное материнство считается чем-то нормальным, а ребенок из детдома — нет? Участвуя в фестивале, мы хотим показать людям, что усыновление — это не страшно. Сложно — да, но решаемо. Мы и наши дети — нормальные, — говорит Ольга.

---

Поддержать проект «Родные люди» вы можете с помощью краудфандинговой платформы MaeSens.by.

Детские коляски в каталоге Onliner.by

Читайте также:

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. [email protected]

Истории усыновления. Усыновление вопреки стереотипам. Почти невероятные истории. В кино и пропагандирующих усыновление рассказах всё просто. Любящие друг друга муж и жена, отчаявшись завести ребёнка обычным путём, идут в детский дом, выбирают удивительно

Интересно, подумал я, неужели эта женщина и вправду думает, что можно выбрать ребенка по одной ч/б фотографии в федеральном банке данных? В любом случае, никаких формальных причин для отказа у чиновницы не было, и вскоре мы получили искомую бумагу, где было ясно написано, что мы можем посещать выбранного ребенка. Двери больницы для нас теперь открылись вполне официально.

Завотделением в больнице очень обрадовалась, что у нас все устроилось и побежала за документами. Мы здесь были уже несколько раз совершенно неофициально, общались с малышом, говорили о его здоровье с врачом. Могу сказать, что счастливы те дети, которые лежат в таких местах, где врачи все понимают.

Без мамы

Бокс на 5 коек. В каждой лежит по одному оставленному ребенку. Вот Витя, у него очень неприятный диагноз, потому от него и отказались уже три года как. Но поскольку от этой болезни задерживается развитие тела, ростом и видом он, как полуторагодовалый младенец. Малюсенькие ручки, как у новорожденного, малюсенький носик. Зато глаза такие, что долго не посмотришь, он точно все понимает, все, кроме одного, самого главного. Когда в присутствии обычных детей начинаешь играть с кем-то другим, то ребенок, как правило, начинает плакать и проситься чтобы с ним тоже играли. Витя не просит и не плачет, он смеется, когда смеются другие дети от ласки взрослых — ему хорошо, когда другому хорошо. Странно.

У Миши на личике и шее проступают ярко-голубые вены. Он все время держится руками за голову и крутится на кроватке. У него очень сильно болит голова. Очень сильно и всегда. И дело не в том, что у него врожденный порок ЦНС и не в том, что он скоре всего скоро умрет; нет. Таких детей, к сожалению, немало, но у каждого из них есть мама, которая будет держать своего ребенка за руку до последней минуты его маленькой жизни. Мише, сами понимаете, держать тоненькую ручку некому.

А Надька — маленькое улыбчивое чудо. Она абсолютно здорова и ей всего восемь месяцев. Ее нашли в магазине в люльке со всем необходимым. Родители оказались не извергами, а обычными мерзавцами. Хотя написать как ее звали никто не удосужился. И только когда маму нашла милиция, оказалось, что ее звали не Надя, а Лена. Еще одна девчонка была в этой палате, но ее забрала мать. Только неясно — надолго ли. Мамаше 19 лет, что удивительно — не сделала аборт, не отказалась после родов, еще и грудью кормит. Да вот незадача, 19-летней мамане хочется еще гулять, она с теткой и оставляла ребенка по ночам. А без матери та — кричать. Ну и нашлась соседка с гражданской позицией, а милиции-то особого дела нет до подробностей — забрали в больницу, потом и родительских прав еще лишат.

За одного битого двух небитых дают

Когда мы решили усыновить ребенка, я не мог отделаться от тщеславной мысли — если и всех детей спасти не удастся, то хотя бы будет «минус один» (или «плюс один», с какой стороны смотреть). Но моя уверенность развеялась очень быстро, буквально когды мы в первый раз пришли в больницу и, взяв нашего ребенка, ушли с ним в игровую. Пока мы там налаживали контакт, в бокс принесли еще двоих «новеньких» младенцев. Так что сделать объективно хороший поступок не получилось: скорость пополнения такова, что новые дети поступают сразу же, как только освобождается место.

К счастью, я не могу сказать, что у детишек нет ничего, старые игрушки, рваные ползунки и марля вместо памперса. Нет, у них отличная игровая с большим количеством хороших иностранных игрушек, у них достаточно памперсов и одноразовых простынок, их вполне сносно кормят. Все это правда не благодаря соответствующим органам власти, а вопреки им, поскольку никто не имеет права знать, что здесь в инфекционной больнице годами лежат здоровые дети. Буквально все, что возможно, для детей делают люди, объединенные одним сайтом в интернете, благодаря им практически во всех детских больницах Москвы и области есть волонтеры, которые находят деньги, лекарства, подгузники, игрушки. Навещают детей, делают им независимые обследования, чтобы снять подозрение в наличии спида или сифилиса.

Это один из парадоксов. С одной стороны, детдома переполнены, уже переполнены и больницы, а людям, которые решили усыновить ребенка официально, нельзя посмотреть нормальные, новые фотографии детей. В той структуре, которая уполономочена представлять информацию о детях, — Федеральном банке данных — получить исчерпывающую информацию о детях, о том, как они выглядят, невозможно. Разумеется, сначала нужно пройти долгую и, кстати, совершенно необходимую процедуру сбора документов и справок, потом встать на учет в органе опеки, а вот потом, что самое удивительное, тебе покажут одну черно-белую фотографию 3-4-годовой давности, а сверху все это «зальют» информацией о том, что у этого ребенка спид, или сифилис, или синдром дауна. Не нравится? Давайте искать другого, заполните в анкете графы про цвет волос, глаз, про пол и рост, привычки и т.д. И вам подберут. Сами хотите найти себе единственного ребенка? Нельзя, закон не позволяет. То есть в дом ребенка прийти, разумеется, можно. Но кроме домов ребенка дети в большом количестве лежат в обыкновенных детских больницах. И не потому что они больны, а потому что места в детдомах уже давно не хватает. И вот про них ничего нельзя говорить. Их как бы нет, или есть, но больны тем же мнимым сифилисом. Конечно, есть места, где директоры делают все, чтобы детей забирали — найдите в Яндексе «дом ребенка №7» или «Яранский детский дом», но таких заведений, к сожалению, очень мало.

Сама процедура усыновления совсем не сложна, занимает от силы два месяца, и в интернете есть масса необходимой информации. Сначала проходит сбор документов, потом подача их в суд, слушание дела и через 10 дней ребенок ваш. Многие откровенно не понимают, зачем усыновлять ребенка, если можно родить своего. Что-то доказывать бессмысленно, это не есть некая обязательная социальная нагрузка, каждому свое. Зато можно рассказать о том, как рождается, буквально рождается человек не через утробу матери, а через ласку и любовь. Марк, как и все лежащие там дети, был похож на чурбачок. Такой деревянный чурбачок с двумя ручками. Вы бы смогли пролежать больше года в кроватке, не зная что такое сидеть на закорках у отца или спать под боком у мамы? А вот они могут. Они не знают как это — ползать по квартире, оставляя за собой лужи, как это — купаться в ванной с ромашкой, как это — есть бабушкин суп с повышенным содержанием мяса на кубический сантиметр тарелки. Дело даже не в том, что у него никогда не было всего этого, а в том, что он не знает в принципе, что так может быть. И вот этот чурбачок, который никогда не улыбается, поскольку просто нечему, боится буквально всего, оказывается первый раз на руках. Откуда столько силы появляется, просто диву даешься. Он вцепляется в тебя мертвой хваткой. В этом отношении нашему сыну повезло особенно, хотя таких ситуций много — его до нас хотели усыновить двое американцев и одна наша девушка. И в каждого из них — это точно — он вцеплялся мертвой хваткой, поскольку, видимо, чувствовал, что если не сейчас, то никогда. И вот, он дома, на руках, с которых ну ни за что не хочет сходить. И происходит удивительное: через какое-то время он начинает смеяться просто так, не от того, что его мутузишь и подкидываешь, а просто ползет и смеется во весь его небольшой пока рот. Потом, постепенно, он начинает нормально реагировать на купание, вкусную еду и старшего брата.

Наследственность

Мы, разумеется, не знаем, что будет дальше, как на моем младшем сыне скажется его дурная наследственность, но мы очень уповаем на милость Божию, на то, что Господь как-то устроит все благополучно. Мне кажется, что это как раз тот случай, когда можно и нужно полагаться целиком на милость Божию, поскольку ясно, что сами мы ничего кроме массажа, бассейна, и, скорее всего, не очень удачных попыток воспитания дать ребенку не сможем. Как, впрочем, мы не знаем, все ли будет хорошо и с нашим старшим, какие пути в жизни выберет он. Так что опасений за гены у нас нет.

Вместо заключения

Этот текст я начал писать в самом начале процесса усыновления, заканчиваю писать под дружный братский крик двух моих детей. За это время мне тысячу раз задавали вопрос «зачем» — в медучреждениях, где мы брали справки, на суде, который решал, собственно, разрешить ли нам усыновление, просто друзья и знакомые, в глазах которых первая реакция читалась совершенно четко: «бедные, они, наверное, больше не могут иметь детей». Отвечали мы на этот вопрос по-разному, ориентируясь на ситуацию и собеседника, но если честно, то я попросту не знаю. То есть правильных ответов можно придумать несколько, но на самом деле сформулировать некий конечный, точный ответ, который бы еще и отзывался внутри, не получается. Не знаю и на рациональном уровне вряд ли смогу объяснить. Никакой сложности с собственным тщеславием нет, поскольку это только снаружи такой героический поступок, а изнутри ничего особенного, у нас просто стало два ребенка, два отличных мужичка теперь встречают меня дома по вечерам.

Наверное, каждого человека, задумывавшегося об усыновлении ребенка, в первую очередь интересовали реальные истории усыновления детей. Чтобы убедиться, верно ли принятое решение, мы нуждаемся в подтверждении того, что представляемое нами счастливое будущее реально. Существует множество рассказов об усыновлении — одни совершенно стандартны, другие кажутся невероятными, многие имеют счастливый конец, но случаются и такие истории, в которых грустных страниц больше, чем радостных. В этой статье мы приведем реальные истории усыновления детей.

Готовитесь к детскому саду? Полезные советы ! К школе? Тогда вам сюда !

Двое мальчишек на Алтае

Совсем недавно многие жители России узнали невероятную историю усыновление двух мальчишек из Алтайского края. Началась она с того, что в небольшом селе в Алтайском крае наряд полиции выехал на вызов о том, что мать двоих детей очень долго не видели дома. Прибывшая группа, в состав которой входил прапорщик полиции Сергей Шараухов, обнаружила ужасную картину — два маленьких мальчика, младшему из которых было всего три, на протяжении шести дней сидели в жоме без отопления с единственной буханкой хлеба. Замерзших и изголодавшихся детей Сергей сразу же решил забрать к себе.

Супруга полицейского с пониманием отнеслась к идее мужа и на следующий же день вместе с ним отправилась в больницу, куда отправили ребят.

Конечно, такие истории о приемных детях все-таки редкость. Гораздо чаще дети попадают в приемные семьи из детских домов или домов малютки.

Кто-то долго и тщательно планирует усыновление, кто-то попадает в детский дом случайно. Но гораздо важнее не то, как дети попадают в семьи, а что случается дальше.

Почему люди задумываются об усыновлении

Для многих родителей усыновление становится спасением — от одиночества, отчаяния, безысходности. Очень много историй усыновления имеют одинаковый сюжет. Сначала свадьба, счастье, планы на будущее. Потом годы ожидания, выкидыши, неудачные попытки искусственного оплодотворения.

Решение усыновить ребенка является обдуманным, выдержанным, закономерным. Такие истории чаще всего имеют хороший финал.

Чаще всего это истории усыновления новорожденных — ведь каждые родители мечтают пройти со своим малышом весь путь, от пеленок и подгузников до проводов своего чада во взрослую жизнь.

Немало историй можно найти и о семьях, в которых один, два или даже три собственных ребенка стали только началом — и вслед за ними родители взяли еще нескольких малышей, нуждающихся в родительском уходе. Когда в семье много детей, проблемы возникают реже, а справляться с ними проще. Новые члены семьи могут брать пример со старших братьев и сестер. Многодетные родители — это родители по призванию, они обеспечивают детям в семье комфорт и воспитывают их правильно. В таких историях счастливые страницы встречаются чаще многих.

Учиться на чужих ошибках

Известные усыновленные дети

Когда мы говорим и реальных историях усыновления, мы чаще всего думаем о простых людях, таких же, как и мы. Однако рассказы о приемных детях знаменитостей не менее реальны и не хуже могут служить примером того, как складывается жизнь после усыновления. Они так же бывают и хорошими, и плохими.

Так, одной из первых знаменитостей, усыновившей целых одиннадцать детей, стала Мия Фэрроу. Эта истории имела весьма драматическую развязку. После того как муж актрисы, Вуди Ален, изменил ей с одной из уже повзрослевших приемных дочерей, Фэрроу разорвала отношения и с супругом, и с приемной дочерью.

Наверное, самая знаменитая, но от этого не менее реальная история усыновления, это история Анджелины Джоли и ее теперь уже бывшего мужа Брэда Питта.

Акриса усыновила первого ребенка еще до замужества, встретив малыша в лагере беженцев во время съемок. Затем Джоли удочерила и маленькую девочку из Эфиопии. В браке с Питтом у нее родилось еще трое своих детей, а вместе актеры усыновили маленького мальчика из Вьетнама. Хотя родители теперь разошлись, усыновленные дети, как и родные, остаются для них любимыми.

Российские знаменитости, хотя и не афишируют так свои поступки, так же нередко берут в свои семьи приемных детей. Актер Алексей Серебряков воспитывает помимо родной дочери двух приемных сыновей. Кроме того, актер является основателем благотворительного фонда. Приемные дети растут в семьях Татьяны Овсиенко, Светланы Сорокиной, Лилии Подкопаевой, Ирины Алферовой.

Алферова усыновила двух девочек и мальчика после смерти своей подруги, это не редкий случай. Как бы это ни было печально, истории усыновления нередко начинаются с подобных трагедий.

Так, американка Элизабет Даймонд удочерила четырех девочек после того, каких мать и ее лучшая подруга умерла от рака. Диагноз Лауре Руфино поставили в августе 2014 года. Элизабет и Лаура не расставались с 5 класса, и Элизабет дала своей подруге обещание позаботиться о дочерях той, если что-то случится. Когда весной 2015 года Лаура скончалась, ее подруга сдержала слово и стала приемной мамой для ее дочерей.

Истории усыновления во многом похожи и в о же время каждая из них — уникальна. Если в вашей семье растет приемный ребенок. Не стесняйтесь делиться опытом. Возможно, именно ваша история когда-нибудь вдохновит другого человека стать мамой или папой и подарить одинокому малышу шанс обрести семью.

— «Эй, одинокие женщины! Ау, кто рыдает вечерами “ах за что ж мне эта горькая судьба бездетная”… Цыц, не ныть, мы сами кузнечики своего счастья! Не надо заводить кошечек с бантиками или сублимироваться в разведении кактусов… … Моя дочка ничем не лучше и не здоровее тех, кого я видела до нее. Просто она – моя. Оглядываясь назад, я понимаю, что просто мне нужно было время, чтобы «примерить» на себя свое мамство, перестать внутренне пугаться малышей». Лена Васильева (Vasilek). ноябрь 2003. Продолжение ожидается в ноябре 2004. НОВОЕ!

— «Как молоко прибывает на третий день, так и сердца наши наполнились любовью вечером третьего дня. НАКАНУНЕ медицинского обследования, а не ПОСЛЕ! … … Спит. Спит мой сын. Но через несколько минут распахнутся ясные глаза цвета южной ночи и раздастся нежное воркование «Мам!», и я поспешу на зов родного голоса. Наташа (Винни) 29 июля 2004 НОВОЕ!

— «Очень боялась, что не смогу полюбить. А сейчас до смешного доходит — ищу общие черты во внешности, в поведении, ловлю себя на том, что сижу и смотрю на него с блаженным лицом. Люблю…» Анна С. Мурманск 25 июля 2004. НОВОЕ!

— » Глядя на этого карапуза, который изо всех сил спешит притопать из другого конца комнаты, чтобы оказаться у мамы на ручках, я понимаю: мы бы многого лишились, если бы у нас не было этого озорного рыжеватого мальчишки, и ни о чем не жалею «. Екатерина, Ярославская обл., декабрь 2003.

Мама Лариса К. Опыт опеки. Первоначально опубликован Проектом в февральском номере «Семейного совета» АиФ.

— «Родить ребенка и стать приемной матерью — две большие разницы. Потому что зачать в любви, выносить, любя его уже в утробе, пройти муки родов, выкормить, поднять с первых дней — это одно. А полюбить чужое тебе дитя, несчастное, брошенное, одинокое, но ЧУЖОЕ так, чтобы оно стало ТВОЕ , — это другое. В первом случае нас гонит инстинкт. Во втором — это большая ДУХОВНАЯ работа…» Продолжение рассказа Ларисы К. НОВОЕ!

Выдержки из книги Влады Сергеевой, посвящённой автором своему приемному сыну. ВНИМАНИЕ! Книга вышла в печатном виде под названием , в продажу она не поступает, но её можно бесплатно — приходите!

http://www.bgorod.ru/read/bigart/article.asp?ArticleID=25369 — Не один дома — «На таких, как мы, люди смотрят как на сумасшедших, либо как на героев. На самом деле мы не те и не другие, мы реально взвесили свои силы и возможности. Мы фактически ничем не жертвуем: появление второго ребёнка, в отличии от первого мало изменит уклад нашей жизни.» Марианна и Александр Можаевы. Опубликована в еженедельнике «Большой город». Москва, 5 декабря 2003.

http://www.probirka.rutext/drola.htm — Мы нашли своё сокровище и мне сразу стало легче… — история Ирины (Дроля) с сайта http://www.probirka.ru/ Москва, июль 2003 года.

— «Я благодарна судьбе, что у меня есть такой замечательный сынок, моя роднуля, мое солнышко и ласковый теплый лучик. Я могу сказать, что я сама его выносила и родила, но не из живота, а из сердца.» Оксана. Москва, 18 сентября 2003 года.

История о том, как деревянный солдатик превратился в ураган… Ирина. Москва, 23 июля 2003 года.

— Ощущение Счастья и того, что «нам просто повезло» — это есть. Даже когда трудно. Даже когда хочется все бросить и уйти на какое-то время в тишину и покой, подальше от этой бесконечной суеты, шума-гама и прочего. Рита. Перозаводск, 4 сентября 2003 года.

— Не могу сказать, что у нас что-то «дрогнуло», но просто так сразу от ребенка отказаться мы не смогли и начали его навещать. … Ребенок у нас самый замечательный, по настоящему наш! Самый родной и понятный, самый славный и удивительный! Совершенно непонятно — как мы без него жили! Наташа Платонова. Москва, сентябрь 2003г.

— «На самом деле – приносят. Чудеса вообще случаются, если в них верить. Я вот на глупые вопросы честно отвечаю, что сына нам принес аист. Правда, никто почему-то не верит. А зря.» Ревекка.

— «… могу ли я полюбить чужого ребенка. Никто мне абсолютно не нравился, и я понимала, как это ужасно, брать новорожденного, ведь они все похожи друг на друга, а вдруг мне попадется вот такой, думала я, глядя на того или иного ребенка. И так мне было себя жалко…» Наталья, г. Нижний Новгород.

Папа Белов — п олнотекстовый вариант, сокращённый вариант был опубликована в №34 приложения к АиФ «Семейный совет». 2002 г.

Мама Наталья Витенко. Ноябрь 2002 г. — полный вариант. Первоначально опубликован 25 ноября 2002 г. в разделе «Личный опыт» семейного сайта 7ya.ru

В кино и пропагандирующих усыновление рассказах всё просто. Любящие друг друга муж и жена, отчаявшись завести ребёнка обычным путём, идут в детский дом, выбирают удивительно милого малыша и начинают его воспитывать.

В жизни всё бывает сложнее. Мы собрали истории женщин, которые решились на усыновление в необычных обстоятельствах. Одна из героинь взяла ребёнка в России, чтобы сразу везти его в США, другая решилась удочерить маленькую цыганку, когда ей твердили о дурной генетике, третья мечтала усыновить кого-нибудь с детства и исполнила мечту, родив нескольких своих детей. Четвёртая живёт в лесбийской семье, пятая решилась забрать в семью сразу пятерых братьев и сестёр совсем не младенческого возраста. И каждая из них, конечно, слышала, как невероятно трудно с детдомовскими детьми.

Многие имена были изменены по понятным причинам.

Мария, Россия

По профессии я – специальный педагог. Работаю с детьми с тяжёлыми нарушениями. Дочке сейчас четыре года, и она – цыганка. Я ее увидела в базе данных детей-сирот, и она сразу привлекла мое внимание. Необычное лицо, необычное имя, трагический взгляд. Я хотела совсем младенца, а она была уже старше двух, но я не могла перестать о ней думать. Все время открывала базу данных и смотрела ее фотографию. Я не знала, что она – цыганка, подумала, может быть, наполовину индианка. Хотя мне было всё равно, кто она по национальности. Внешне меня неславяне не только не смущают, но даже часто нравятся, а детали были не очень важны тогда.

Позже я узнала, что родители от неё не отказывались. Она была в лагере закарпатских (с Западной Украины) цыган с родителями, они попрошайничали. Лагерь накрыла милиция, потому что там произошло какое-то убийство. Детей без разбора и проверок сразу передали в детдом. Как девочку звали на самом деле (ей записали не то же имя, под которым она жила в таборе), где её семья, было неизвестно. Я узнала позже при помощи волонтёров общества “Мемориал”. Дочке, когда её из табора забрали, годик был…

В опеке меня предупреждали: “Вы знаете, что она цыганка?” Я: “И что?” “Ну, вы понимаете… это ТАКИЕ дети!” “Какие “такие”?” “А вот ТАКИЕ.” “Да мне всё равно, я же сама не русская…” Сотрудница, делая огромные глаза: “А КТО?!” Это при том, что у меня типичная еврейская фамилия.

Когда я её привезла домой, она чувствовала себя абсолютно уверенно на новом месте. Везде ходила и все исследовала, пыталась нажимать на разные кнопочки, залезала на стул и падала с него и выглядела очень довольной. Она была рада уйти из дома ребёнка и приняла переезд как должное. Хотя, конечно, я думаю, что она нервничала все равно, но в первый день этого не было видно.

Была, конечно, адаптация. Она устраивала истерики на улице, падала на асфальт и отказывалась идти. Боялась ванны, но это быстро прошло. Залезала на ручки к гостям и совсем не стеснялась новых взрослых, убегала на улице, вообще не умела идти за взрослым или рядом с ним. Раскачивалась перед сном, конечно. Постоянно хотела есть; если на столе стояла еда, дочка требовала её, даже если была сыта. Совершенно не умела общаться с другими детьми. Не пользовалась горшком, не умела играть, говорила только несколько слов, всюду лезла и всё хватала. Но ей было только два года и многие проблемы были, наверное, чисто возрастными.

С тем, что мы так по-разному выглядим, проблем нет. На детских площадках пару раз спрашивали, в кого она такая тёмненькая, и возникал вопрос, понимает ли дочка по-русски. Ещё ей всегда улыбаются таджики. Меня немного коробит, кстати, когда на форумах усыновителей комментаторы пишут, мол, ура, ребёнок уже так похож на вас и больше не похож на узбека – разве ребёнок хуже оттого, что он узбек по крови и выглядит соответствующе?

Моей дочке нравится смотреть на фотографии цыган. Она их всех называет своим именем!

По своим вкусам дочка немного напоминает девочку из “Семейки Аддамс”, обожает разных чудовищ, любимый персонаж – Баба Яга. Недавно были в Финляндии в этнографическом музее, дочка пыталась ворваться в экспонат-избушку с криком “Баба Яга, открывай, это я пришла!”

Ирина, США

По образованию я молекулярный биолог, закончила МГУ, а потом защитила кандидатскую. Мой муж закончил кафедру Физхимбиологии и Биотехнологии Физтеха и тоже защитил кандидатскую диссертацию по молекулярной биологии. После защиты, в конце девяностых, мы уехали работать в США. Через три года приняли решение усыновить ребенка. Примерно год я тусовалась на тематическом форуме на Семье. Мы подготовили все документы и были уже готовы к поездке в Россию, когда в начале сентября 2002 года на форуме появился топик о малыше из подмосковного города, ищущего семью. Я немедленно написала по оставленному электронному адресу и мне прислали фотографию годовалого мальчика. Так я первый раз увидела своего сына. Так что в Россию я летела уже к нему.

В США мы были по рабочей визе, оставались российскими гражданами и усыновляли как российские граждане. Так же собирали документы, как все россияне. С одним отличием: нам надо было уложиться в месяц, муж должен был вернуться в Штаты до конца действия визы. Проблемы возникли со справкой из милиции: тогда это делалось через местное отделение, а участковый, пообещав все сделать быстро, благополучно ушел на больничный. На три недели. В итоге справку мне напечатал начальник отделения милиции самолично, двумя пальцами, и мы успели. 23 октября 2002 года мы стали родителями.

Муж срочно улетел в США, а я осталась оформлять сыну паспорт и получать въездную визу. С получением паспорта была та еще эпопея, а вот визу дали безо всяких проблем.

Через месяц после приезда наш малыш уже пошел в садик. У нас не было возможности долго сидеть с ним дома. Первую зиму он болел каждые две недели, но очень коротко: выдавал температуру в пятницу вечером или в субботу утром, а к обеду был уже как огурец. Это он примерял на себя ходившие в округе вирусы. Адаптация к новой жизни у сына длилась до февраля.

То же, что у многих детей из детского дома: он раскачивался перед сном и у него был чудовищный, нечеловеческий аппетит.

В самом начале в садике у него был стресс, снились кошмары. Наверное, месяц прошел, пока я поняла, почему он начинает плакать среди ночи. Сначала связывала это с частыми простудами. Я стала его будить через 2 часа после засыпания, а потом укладывать снова. За неделю все сошло на нет и больше не повторялось. То есть, не скажу, что проблем не было и нет, но они все такие обыденные и решаемые, и я их никак не связываю с тем, что сын приёмный. Но уже в феврале и раскачиваться мальчик перестал, и к еде начал относиться переборчиво. Не знаю, проблемнее ли он неприемных детей, мне не с чем сравнивать. Если со мной и мужем, то наверное, он отстает немного, но такое сравнение некорректно, я думаю. Он просто другой, да и родителям всегда кажется, что дети могли бы заниматься и побольше…

Учится нормально, иногда двойки получает, но с кем не бывает. Читать начал рано: по-русски с трёх с половиной лет, по-английски – с четырёх с половиной, по испански – с пяти (в садике говорил по-испански, сейчас подзабыл). С первого по пятый класс он еще и китайский учил. Сейчас ему 14 лет, он в 8 классе, серьезно занимается гимнастикой.

Два года назад у сына в школе произошел несчастный случай. Один его одноклассник травил и преследовал другого, и тот не выдержал и попытался однажды повеситься в физкультурной раздевалке. Сделал он это не очень удачно, но сознание потерял. Взрослых никого не было, все дети испугались и убежали. Только мой сын с другом не растерялись. Друг стал развязывать шарф, на котором мальчик попытался удавиться, а сын стал делать непрямой массаж сердца. Когда он вечером проболтался о происшествии, единственное, что я смогла спросить, это откуда он знает, как делать такой массаж? Оказалось, что их учили в предыдущем классе на уроках здоровья.

Для меня это было как прозренье: мой забывчивый, все теряющий, немного ленивый двенадцатилетний сын сумел не растеряться и оказать помощь.

В ситуации, в которой большинство взрослых начинает паниковать и не знают, что делать. Более того, оказалось, что взрослые в школе о происшествии так и не узнали. И после беседы со мной у моего сына хватило смелости на следующий день не только самому пойти к директору, но и убедить выступить свидетелем своего друга. Вот такая история. Не очень веселая, но она позволила мне взглянуть на моего ребенка совсем другими глазами.

Юлия, Россия

Я – кондитер, муж – спасатель по профессии и по жизни. Кровных детей трое: 18-летняя дочь и сыновья 13 и 5 лет. Дочь – студентка, средний сын – на домашнем обучении. Приёмных детей пятеро, они все от одной матери, но с разными историями. Старшей девочке 10 лет, младшей – 3 года. Все тоже пока что учатся на дому. Приёмных мы взяли в прошлом году.

Семья выходит разношёрстная. Муж – типичная “рязанская морда”, я – настолько же типичная еврейка. Приёмные дети – из коренных народов Севера.

От кого родилась моя старшая приёмная девочка, неизвестно. Я подозреваю, что ее мама в свои 15 лет из интерната уже беременная выпустилась. Девочка явная метиска, её папа был, видимо, европеоид (мама корячка). Девочка почти совершенно русская на вид. Через несколько лет после её рождения мама вышла замуж за мужика много старше ее, но тоже коряка. Пили они вместе, радостно детей строгали. Родились ещё мальчик и девочка. В какой-то момент они попали в поле зрения медиков, детей забрали у пьющих родителей. Основная ведь проблема не в том, что пьют, а в том, что не смотрят. Мама после интерната мамой быть не умела… История о том, как коренные малые народы разучились растить детей, когда СССР осваивал Север, вообще долгая и грустная.

Детей сразу раздербанили в разные стороны: старшую девочку в приют, мальчика в дом ребёнка, малышку – в больницу. Потом её тоже перевели в дом ребёнка, но не к брату, в другую группу. Они росли, забыв, что у них есть брат и сёстры. В детдоме история повторилась. А их мама тем временем родила ещё сына, недоношеным. Его прямо из роддома перевели в больницу и… домой забирать никто не стал. Через два года у их мамы изъяли очередную дочку, одного года от роду. И опять детей держали так, что они ничего не знали друг о друге до поры до времени. Потом администрация вспомнила, что эти мальчик и девочка друг другу родственники, и стала их “общать”. Ну, какое это было общение – на прогулках в хорошую погоду. В итоге мы собрали фактически чужих друг другу, хотя и родных по крови детей. Им пришлось узнавать друг друга с нуля… Мама их тем временем родила уже шестого, он пока что с ней и, надеюсь, останется дома.

Такой паровозик из неразделимых детей, которые друг другу приходятся родственниками, на самом деле очень трудно пристроить в семью. Кто возьмёт сразу пятерых?

На самом деле, не я выбрала кого-то из них, а старшая выбрала меня. Мы приезжали в детдом фотографировать детей несколько раз подряд. Она спросила, зачем мы фотографируем. “Чтобы вас взяли себе мамы и папы”. И тогда она сказала, что хочет, чтобы именно мы взяли её дочкой. Не какие-то другие мама с папой.

Что касается нашей непохожести друг на друга, старшая приёмная дочка уже стала этим интересоваться, педалирует тему кровной семьи. Зато не приходится каждый раз объяснять окружающим, что дети неродные, всё и так видно. У нас в городе представители коренных народов Севера на улице – редкость, они живут на побережье. Но на открытых ксенофобов мы почти не натыкались. Несколько знакомых, кто почему-то считает “чукчей” низшей расой, сами отвалились – и слава Богу. Не знаю, кто вбил народу, что “чукчи” необучаемы, может, советские анекдоты дело свое сделали, но … сталкиваемся, да. Доказываем обратное делом.

Бывают и забавные ситуации, например, со старшим мальчиком. Он не такой раскосый и посмуглее остальных. На рынках узбеки и таджики его за своего принимают, всегда нам самый лучший товар подсовывают, да еще и скидку делают. А если мы всей толпой куда-то выбираемся, то умиление вызываем именно у народа из союзных республик – большая семья, как они сами говорят, редко встречается в России.

Ничего неожиданного, в смысле того, что не рассказывали бы на Школах Приёмных Родителей, в общем-то не было. Старшая девочка сначала восприняла все, как приключение. Она до конца учебного года была у нас на гостевом режиме, а летом приехала домой уже насовсем. И вот она радостно ездила “в гости”, а потом столь же радостно ехала в детдом хвастаться. Однажды дохвасталась до бойкота.

Старший мальчик (ему семь) довольно легко вошел в семью, с ним как не было, так и нет каких-то таких прям жутких сложностей в адаптации. Его сестра-погодка жгла и жжет. В детдоме она билась в истериках “хочу к маме, хочу домой” пока шел период “знакомства”, а дома ведет себя как враг всем и себе в том числе. Это РРП – реактивное расстройство привязанности.

Второй мальчик (4 года) в детдоме вел себе отстранённо, потом согласился поехать домой, и, едва мы зашли в квартиру, разразился страшной истерикой: “Я хочу в группу, я не хочу сюда!”. Успокоили, обживается, хотя тоже жжет напалмом периодически.

Наша младшенькая настороженно отнеслась к нам, но по приезду домой она была в восторге, в полном причём. Правда, через пару дней и в течение долгого времени она включила мизантропа. Но тоже потом стала приходить в норму, становится обычной трёхлетней девочкой.

Я осознаю, что я им не родная, но считаю, что точно не чужая, и они все, и родные, и приёмные – мои-мои!

Из проблем еще было всякое. Первое время – полный астрал у детей. Они как зомби могли уставиться в мультики, например, не слыша ничего вокруг. Слышали только крик. Сейчас уже чаще речь на нормальной громкости воспринимают. Агрессия, аутоагрессия, развод на агрессию, чтобы получить свою дозу негативного внимания. Манипуляции всеми, кто на них ведется. Недообследованные, нелеченные толком. Педзапущенные дико. Полное наплевательство на чужой сон, на свой сон, на потребности и свои, и чужие. Поведение стаи – друг другу в глотки способны вцепиться. Панический страх – любимое слово “это не я!”. Стукачество. Причем стукачество такое – пока кто-нибудь творит пакость, все дружно наблюдают, никто не пытается остановить, позвать взрослых. А потом тук-тук-тук. У некоторых детей жор как не в себя. Отсутствие чувства опасности. Отсутствие причинно-следственных связей и много мелочей, которые вдруг или не вдруг вылезают. В целом многие проявления детдомовского наследия сходят, утихают, но в периоды откатов – будто только вчера из системы в реальную жизнь попали. Ну, у нас только год прошёл.

Александра, США

Я родилась и выросла в Москве, получила педобразование и работала в школе. Участница нескольких московских КЛФ и одной из первых волн ролевиков. Пишу стихи и даже одну книгу – так вышло – издала. Усыновить хотела лет с девяти, очень хорошо это помню. У нас возле дома была больница для грудничков. Там были дети к которым ходили мамы, и дети к которым никто не ходил. А я любила смотреть в окна на малышей. Особенно на тех, что в кювезах. Я спросила у медсестры, не заразные ли те дети, к которым никто не ходит. Так я узнала слово “отказник” и сразу решила, что вырасту – приду и всех их заберу.

Когда при СССР создали Детский фонд имени Ленина, сразу ринулась выяснять, как туда вступить. Оказалось, что надо иметь хотя бы двоих своих детей. К тому моменту как своих стало двое, первый брак уже шел ко дну. Во втором браке вопрос усыновления стоял сразу – и все время отодвигался на потом. Сначала третий родился, потом замершая беременность, потом решили съездить на пару лет в Штаты. В Штатах на рабочей визе жизнь как на чемоданах. Так и откладывалось. Пока мне не стукнуло 40 лет.

Тогда я сказала – я иду за малышами, а вы, дорогая семья, что думаете? Дети сказали: давай двух девочек, а то у нас всего одна!

С мужем тогда уже было сложно. На тот момент расклад был такой – я усыновляю с помощью его справок о Большом Американском доходе и мы разводимся. Я уже читала к тому времени тематические форумы примерно четыре года. Знала много полезных вещей, знала законы и всякие премудрости, типа “не влюбляйтесь по фото”, ” не берите ребенка старше родного” и так далее. Но тем не менее, мою красотку номер один я увидела именно на фото, в интернете, на сайте дома ребенка № 7. Это специальный дом ребенка для детей от ВИЧ-инфицированных матерей.

Красотка номер один была так прекрасна, что я ни секунды не сомневалась, что ее в считанные недели унесут с топотом и меня она не дождется. Поэтому считала ее “путеводной звездочкой” – есть такое понятие у усыновителей, это ребенок, ради которого начали собирать документы, или поехали в другую область, или пошли в конкретный дом ребенка. Потом был марафон с документами, объезд опек, где мне хором говорили: “А у нас детей нету, а вот вы видели в Сокольниках девочек?” – и выкладывали мне две фотографии. Красотку номер один и красотку номер два. Номер два и номер один. И снова, и снова. Наконец, я взяла на них направления и поехала на свидание. В жизни красотка номер один была совсем не так прекрасна. Похожа на кавказского мальчика, очень темнокожая, темноволосая, разрисованная зеленкой от комаров и очень испуганная. Видимо, чужой человек в ее мире означал уколы или другие пакости жизни. Но я от неё пришла в полный восторг!

А красотка номер два меня вообще поразила на всю жизнь. Ей было 4 месяца. Лысое существо с темно-серыми очень серьезными глазами. Ее мне дали в руки, она нахмурила лоб и стала меня рассматривать. Очень-очень внимательно. И вдруг ее лицо просто преобразилось. Словно лампочку внутри зажгли! Понимаешь, она – поняла КТО Я! Она поняла что я – ЗА НЕЙ! Она с таким вздохом-стоном мне на грудь голову положила, что я стояла и ревела. И няньки ревели.

Из-за внешности старшей красотки, конечно, немного сталкивались с бытовым национализмом ещё в России. Вроде бы ничего такого, а руки вымыть хочется.

Про дочку все время “тактично” спрашивали – “Она у вас в папу?”. Ответом “Да, копия” полностью удовлетворялись. Но когда она, идя со мной и сестрой из садика, поучительно заявила:”Мама, фантики надо кидать на землю, а не в урну, там их ЧУРКИ подметут!”, я уж не знала, плакать, смеяться или сесть на корточки и пояснить моей пятилетке, что “чурки” – это не название дворников, это так называют людей, которые выглядят, как она. Не стала. Слава Богу, ей в России не жить.

У неё ещё есть одна чудесная особенность. Просто волшебная. Она ОЧЕНЬ похожа на меня маленькую. Характер, выходки, шутки, все-все-все. Ни один мой ребенок так на меня не похож. Первое время я рядом с ней себя ощущала прозрачной. Потому что всю мою реакцию, которая была внутри, все мои мысли – дочка показывала в полный рост, жестами, мимикой, потом словами. Стоило труда понять, что люди вокруг не знают, что я думаю как она. У нас с ней одно отличие – она не любит читать. И еще – она поёт. С младенчества, все время, как акын, о чем вижу – о том пою. Музыкой занимались (и еще будем), но ей больше нравится её фристайл – самой петь что в голову приходит, даже на придуманном языке, самой играть мелодии или бренчать на гитаре. Так что не знаю, во что это выльется.

Когда я впервые принесла девочек домой, они вели себя, как щенята. Они друг друга-то знали – в одной группе росли, и гуляла я с ними почти месяц с обеими. И вот я их посадила на пол в комнате, они поползли, растерянные такие. Доползли друг до друга, буквально обнюхались: о, эту девочку я знаю! Можно играть-веселиться. Но еще две недели в 6 утра красотка номер два подтягивалась на спинке кроватки (стоять не умела еще) и проверяла – мама тут, сестра тут, уф, не приснилось! – и вот с таким “уф” падала обратно, засыпая на лету.

Наталья, славянская страна

Я – лесбиянка, состою в фактическом браке с другой женщиной. Нам тогда было 21 и 22 года, уже была одна дочка, своерожденная. Планировали второго родить (на этот раз чтобы я родила), а третьего усыновить, но, устав за год ИИ и ЭКО, закончившимся выкидышем на большом сроке, решили сразу приступить к усыновлению. Искали вообще максимально, как пишут на форумах по усыновлению, “национальную”. Потому что нам пофиг, а их и больше в Москве и меньше усыновляют. У нас-то тайны усыновления не планировалось, да и похожести на родителей тоже не предполагалось. Нашли в итоге девочку, о прошлом которой было неизвестно совершенно ничего. Она была не младенцем, но еще довольно маленькая.

Когда в России пытались принять закон по отбиранию усыновленных детей у усыновителей из однополых семей, быстренько собрали все документы и уехали из России. Нашли жильё в одной из славянских стран. Живём тут уже два года, дочка уже школьница. Всё замечательно. Дети бойко говорят на местном языке и теперь уже практически ничем не отличаются от местных.

Мне сперва вообще её отдавать отказывались. И потому что мотивов не понимали (“как вы не понимаете, она же казашкой вырастет! или киргизкой!”).

И потому, что я такая молоденькая была. И потому, что большей части своей истории я рассказать не могла по очевидным причинам (например, что у меня уже есть ребенок, и что вопрос кто будет сидеть с ней когда я на работе тоже не стоит).

В Доме Ребёнка дочка была очень замороженная. Кричала, пока нянечка в комнате, а как только нянечка уходила, замирала и не шевелилась. Уговорить и заинтересовать ее хотя бы протянуть руку за игрушкой я смогла только встречу на четвертую. К восьмой она начала ходить за ручку, до этого, несмотря на немладенческий возраст, только ползала. Дома тоже сперва была очень пассивная, где положишь – там и останется. Если плакала, то молча, если улыбалась, то очень робко. И где-то еще полгода выходила полностью из этого состояния. Но все равно, куча вещей оказывалась для нас сюрпризом – например, что она не может спать с кем-то в комнате. После старшей-то нашей, слинговой, ГВ-шной и совместно спящей. Очень боялась душа и ванной, просто не понимала, что это такое. Понадобилось несколько месяцев и пример старшей сестры чтобы она добровольно согласилась туда пойти.

Разбивала сердце бабушки тем, как ела. Ела она все и в гигантских количествах. Такое ощущение, что она ничего этого просто не пробовала или уж точно не досыта. При этом жевать не умела от слова совсем. Чуть ли не полгода приходилось все переблендеривать.

Она совсем не похожа на меня характером. Зато вылитая моя мама: размеренный и неторопливый интроверт. Иногда очень сложно понять, что у нее на уме. Зато когда она все-таки рассказывает обдуманное, это обычно что-то, чего ожидаешь меньше всего, что-то такое, что бы сам бы не придумал никогда. Потом ходишь и пересказываешь друзьям.

Статью подготовила Лилит Мазикина
Фото: Shutterstock

Хотите получать одну интересную непрочитанную статью в день?

В Беларуси шесть с половиной тысяч семей, которые усыновили детей. Многие из них до сих пор живут «двойной» жизнью, полагая, что скрывать тайну ото всех, в том числе и от самого ребенка, — это правильно. Однако в западных странах культура иная: детей все чаще принимают в семьи открыто. Неудивительно, что усыновители в Беларуси вынуждены быть осторожными: отношение общества к ним полно крайностей. Либо «о ужас, корыстные создания, взяли малышей ради льготного кредита», либо «о, эти святые герои с нимбом над головой, усыновили несчастных сироток». На самом же деле они ни то, ни другое. Onliner.by встретился с тремя семьями, чтобы прикоснуться к реальной жизни усыновителей и детей, которые стали друг другу родными.

«Когда нам впервые принесли Егора, няня сказала: „Смотри, это твои родители“»

Первый раз Олеся стала мамой почти десять лет назад. Данила был долгожданным мальчиком. А в 2014 году в семье появился еще один сын — Егор (имя изменено по просьбе героини). Годовалого малыша Олеся с мужем, Олегом, взяли из Дома ребенка. Почему они сделали это? Односложным ответом не обойтись.

— У меня было огромное желание еще раз стать мамой. Оно захватило меня полностью, все остальное ушло на второй план. Ты работаешь на кого-то, зарабатываешь деньги и тратишь их, день за днем одно и то же. А для чего все это? Для кого ты живешь? Вот какие вопросы задавала я себе, — искренне признается Олеся. — В какой-то момент пришло осознание, что есть дети, которые больше всего на свете нуждаются в родителях. Я безумно хочу стать мамой, а они с такой же силой хотят попасть в семью. Так что же мне мешает?

Мы с мужем обсудили мое желание усыновить ребенка и на некоторое время закрыли тему. Несколько месяцев каждый варился в своих мыслях. Я не хотела, чтобы он делал это ради меня или под давлением. Это должно быть обоюдное желание, потому что заставлять кого-либо в таких вопросах неправильно. Желание должно идти от сердца, иначе успеха не будет.

Я потихоньку почитывала форумы приемных родителей, усыновителей. Становилось понятно, куда нужно идти, какие документы собирать. Очень помогли видеоуроки для усыновителей, которые записывает ведущий программы «Пока все дома» Тимур Кизяков. Он приглашал специалистов, и они отвечали на самые тревожные вопросы: что понимать под диагнозами, которые вы читаете в медкарте ребенка; как реагировать, если приемный ребенок ворует, и так далее. Мои страхи развеивались. В конце концов, и родные дети порой воруют, болеют и все такое.

— А чего вы боялись больше всего?

— На самом деле меня тяжело напугать (смеется. — Прим. Onliner.by). Но если честно, я боялась, что не справлюсь. Мы же в ответе за тех, кого приручили. Когда ты решаешь рожать своего ребенка, то осознанно идешь на зачатие. С Данилой я все планировала, готовилась к беременности, правильно питалась, соблюдала режим. Здесь же тебе дается ребенок с особенностями. Кусок жизни у него уже пройден — и пройден не самым счастливым образом. Как обойтись с этим? Я ведь хочу, чтобы он рос здоровым, развитым, счастливым мальчиком. Меня страшили последствия: что ждет нас годы спустя? Но это, в конце концов, пугает всех родителей. У любой мамы бывает такой день, когда она думает: «Боже мой, все плохо! Ничего не получилось! Я его растила-растила, а он на меня накричал и дверь захлопнул!» С приемными детьми так же.

Честно признавшись в своих страхах и выяснив, что бояться — это нормально, Олеся и Олег стали собирать документы. Желание родителей взять в семью ребенка — это прекрасно, но подходят ли они для этой роли? За один месяц государство должно проверить материальную и моральную готовность потенциальных кандидатов. Есть ли у них жилье? Зарплата нормальная? Здоровье крепкое? И наконец, пожарный извещатель имеется? Затем обязательные психологические курсы — их проводит как Национальный центр усыновления , так и социально-педагогические центры по всей стране.

— Хотя и нужна большая стопка документов, на самом деле все эти критерии легко выполнимы, если речь идет о нормальной, благополучной семье. А психологические курсы в Национальном центре усыновления — вообще отличная вещь, они по-настоящему помогают. Нам очень повезло со специалистом, который их проводил. Сначала я не понимала, зачем нам рассказывают такие жесткие вещи о жизни детей в детдомах. К чему эти фильмы и книги, которые описывают психологический портрет сирот без прикрас? Нам не говорили: «Все будет хорошо, вы справитесь», — а показывали сложные ситуации. Во время обучения я читала книгу о девочке, которая подвергалась насилию, а потом ее удочерили. Волосы на голове начинали шевелиться… Со временем мне стало понятно: справимся, мы ведь взрослые. В конце концов, кто, если не мы? Сейчас я считаю, что курсы проводились правильно. Нам говорили честные вещи, а не формальное «Все будет хорошо», — объясняет Олеся. — С другой стороны, я не хотела бы демонизировать детей из детдомов. Рогов и хвоста у них нет — люди как люди. Допустим, в нашей семье один ребенок биологический, а второй — усыновленный. Давайте возьмем наш школьный класс. Есть дети, которые живут с отчимом или мачехой. Кого-то воспитывают бабушки. Есть ребята из неполных семей. Некоторые имеют родственников с особенностями. Я не думаю, что у них жизнь намного легче, чем у нашей семьи. И если снять корону, сойти с пьедестала, то становится понятно: у каждого свои проблемы, идеальных семей нет. Не нужно тыкать в людей палочкой. Попробуйте быть добрее друг к другу.

Да, в нашей стране сиротство по большей части социальное. Редко встретишь в детдоме ребенка, который оказался там потому, что родители умерли. Скорее всего, они попали в беду. Многие люди считают, что с ними такого не произойдет. Но ведь каждый может оказаться на этом месте. До него буквально пару шагов.

Вопрос, который часто задают приемным родителям, — «Как вы выбрали ребенка?». Почему-то все ждут ответа про любовь с первого взгляда, а ведь даже мужа и жену мы за одну встречу не выбираем, что уж говорить о детях. Кандидатам на усыновление, то есть тем, кто собрал все документы и прошел отбор, дается возможность встретиться с несколькими детьми. Вот и прими решение всей жизни, когда нельзя надеяться ни на «звонок другу», ни на «помощь зала». А тут еще диагнозы разной степени тяжести — они есть практически у всех детдомовских ребят… Точного ответа, как выбирать ребенка, нет. Каждая семья делает это по-своему.

— Когда нам впервые принесли Егора, ему был год. Няня, которая держала его на руках, открыла дверь и сказала: «Егор, смотри, это твои родители». У меня холодок пробежал по спине. Мы же тогда еще были просто тетя с дядей, могли развернуться и уехать, а тут ребенку сразу говорят: твои родители. Дальше начались душевные муки: это он или нет? Может, где-то еще ждет наш малыш?.. В итоге оказалось, что прозорливая няня была права. Через месяц мы забрали Егора домой.

Наше привыкание друг к другу происходило плавно и медленно, не по щелчку пальцев. Егору, наверное, пришлось сложнее: у него же вообще не было опыта жизни в семье, представления о том, что рядом постоянно могут находиться двое небезразличных взрослых. Потихонечку мы отогревали ребенка. Я знала, что ему нужно пройти все стадии нормального развития, как если бы мы только что забрали малыша из роддома. Мы показывали, что на любое его проявление есть реакция, учили сына выражать эмоции и просить о помощи. Я осознанно качала годовалого Егора на руках все время, чтобы восполнить дефицит телесного контакта. И потихонечку он прожил «младенческий период». Отказался от укачивания перед сном, начал выражать привязанность. У него появился новый опыт: «Если мне будет плохо, родители придут».

Олеся и ее муж — одни из немногих родителей, которые считают правильным открытое усыновление: никаких тайн и сказок. Полгода проходить с подушкой под майкой, изображая беременность, — это не их история.

— Наше окружение реагировало на внезапное появление ребенка по-разному. Соседи могли спросить: «А кто это?» Я отвечала прямо: «Мы усыновили мальчика». Конечно, это не самый приятный разговор. Бывает, люди начинают дико стесняться, опускают глаза в пол, извиняются, когда слышат об усыновлении. Хотя чего тут стесняться? Это факт нашей жизни. Мы счастливы, у нас все хорошо — зачем вы извиняетесь? От друзей я не скрываю: да, наш мальчик усыновленный, это не тайна. С родителями нам повезло: они приняли Егора и очень его любят. Хотя я знаю другие истории усыновителей, когда бабушки-дедушки принимали детей в штыки.

Часто спрашивают: «А как же гены, ты не боишься?» Слушайте, давайте каждый возьмет и проанализирует историю своей семьи. Что, у всех бабушки-дедушки-тети-дяди голубых кровей? И не пил прямо никто?

Моя позиция такова: нужно честно говорить об усыновлении и ребенку, и окружающим. Зачем врать? Ложь означает, что ты стыдишься, что-то скрываешь. А чего тут стыдиться? К тому же ребенок и так знает все, что он пережил. Даже если не осознает, не помнит деталей, в душе он чувствует, что с ним произошло. Да, это нечто сокровенное, а многим не хватает учтивости. Воспитатели в детских садиках и учителя в школах вешают на усыновленных детей ярлыки. К сожалению, в нашей стране подобное существует.

Но все эти сложности — такой маленький процент по сравнению с радостью, которую ты получаешь! Чувствовать, что ты мама, наблюдать, как ребенок растет, слушать его шуточки, смотреть, как два сына ругаются и мирятся между собой, — это и есть счастье.

В 2015 году Олеся с мужем оказались в числе активных участников первого в Беларуси фестиваля семей усыновителей. В этом году они собираются повторить этот важный опыт.

«Никакой это не подвиг, а простая человеческая потребность — давать свою любовь»

Наталья и Дмитрий придерживаются более традиционных взглядов. 50-летние супруги уважают «тайну усыновления», стараясь не афишировать перед посторонними, что появившаяся в семье девочка — это не их биологический ребенок. Корреспонденты Onliner.by с пониманием отнеслись к просьбе героев не снимать лица на камеру.

— Мы не храним тайну, это невозможно. Нашей Анечке было почти 6 лет, когда ее удочерили, поэтому знают не только родственники и близкие друзья, но и соседи, коллеги, знакомые. Такое не утаишь. Мы просто не афишируем это. Если посчитаем нужным рассказать кому-то из новых знакомых, мы это сделаем.

Спустя полгода мы отвели Анютку в танцевальную студию. Недавно педагог мне сказала: «Ваш ребенок хуже всех». Что же мне, говорить: «Ой, это удочеренный ребенок, он не наша кровиночка»? И тогда нас пожалеют и посочувствуют? Я сказала педагогу: «Спасибо. Мы будем работать и стараться». Хотя одна из знакомых усыновительниц говорила по этому поводу так: «Пусть знают. Если что не так — мы ж ни при чем, не виноваты. Это гены». Удочерив девочку, мы осознанно взяли на себя ответственность и за нее, и за ее гены тоже, — говорит Наталья.

На фестивале усыновителей в 2016 году

— В браке мы уже 26 лет. С детьми у нас не сложилось. А я всегда очень хотел ребенка, почему-то именно девочку. Это была моя мечта. Столько лет не получалось, и вот наконец «Снегурочку состругали», — смеется Дмитрий. — Я очень доволен. Даже чувствую иногда, что излишне балую дочку, но ничего не могу с собой поделать.

— В течение долгого времени у нас не возникало мыслей об усыновлении, более того, своей маме, которая просила, чтобы мы взяли ребенка из детского дома, я говорила, что этого не будет никогда. Впервые мы с мужем заговорили об усыновлении после того, как в Гродно удочерили ребенка наши знакомые, причем люди нашего возраста. Это стало толчком. В итоге мы пришли к непоколебимому решению: да, мы хотим усыновить ребенка. И надо сказать, что биологические родители нашей девочки тоже возрастные, — добавляет Наталья.

— Первый раз мы встретились с Анечкой в детском доме. Она выбежала на улицу и сразу пошла за нами. А на прощание спросила у меня: «Ты еще придешь?» Я стояла и не знала, что ответить… Мы уезжали на неделю, а как только вернулись в Минск, сразу поехали в детский дом оформлять патронаж. Анечка увидела нас, побежала навстречу, расставив руки. В первый же день мы отправились покупать ей новые платьица, и она, стоя в очереди, спросила меня: «Мамочка, а где наш папа?» Вот так, мы были не «тетей» и «дядей», а сразу стали «мамой» и «папой». Наверное, она поняла, что нет у нас лишнего времени, мы готовы быть родителями уже давно. В тот день дочка не могла заснуть до глубокой ночи, малышку мучил тот же вопрос, который вы сейчас задаете мне: почему мы выбрали именно ее? Я объяснила Анечке: «Мы хотим быть твоими новыми родителями, заботиться о тебе, чтобы ты жила в семье и у тебя были мама и папа. Мы очень долго искали свою доченьку и рады, что ты нашлась». Документы в суд на удочерение мы отнесли через неделю, — вспоминает Наталья.

Аня удивительным образом похожа на Дмитрия, словно родная дочь. У них даже группа крови одинаковая. «Никому не говорите, что не ваша. На фото — одно лицо!» — заметила судья, когда решался вопрос об удочерении. Немудрено, что девочка выбрала папу своим любимцем. Он — «главный по игрушкам», носит дочку на руках, а мама отвечает за вещи более «скучные», но полезные: чтение, постановку звуков, чистописание. Ни один вечер не обходится без совместной сказки на ночь.

— Перед Анечкой открылся огромный мир за пределами детского дома. Она не понимала, что это за свободный город, где бегают собаки и ездят автомобили. Малышка боялась и шума пылесоса, и кофемашины, и бегущей из крана воды… Пятилетняя Анечка спотыкалась, с открытым ртом смотрела по сторонам, а я крепко держала ее за руку, даже думала о том, что у дочери нарушена координация движений, — описывает первые месяцы Наталья.

— Для Анюты естественно говорить о том, что раньше у нее была другая мама, вспоминать детский дом. А мы, честно говоря, сразу не знали, как на это реагировать. Но сейчас уже свободно обсуждаем с дочерью тему усыновления. Мы с женой договорились, что никогда не будем говорить плохо о биологической семье Анюты. Но я против того, чтобы в школе знали ее историю: не хочу, чтобы дочку дразнили, — говорит Дмитрий.

— И я не хочу, чтобы кто-либо случайно в разговоре бестактно ранил душу ребенка. Полагаю, будет правильно дождаться того момента, когда Анечка сама решит, что и кому говорить. Это ее право — рассказывать о том, что она приемная, или молчать. Мы не будем решать за дочь. Подчеркиваю: выбор за ней. А мы будем стараться защищать Анютку от ненужного внимания к тому, каким образом она появилась в нашей семье, — объясняет Наталья. — В то же время для меня важна открытость — в том смысле, в котором я ее понимаю. Например, я выступаю за то, чтобы на фестиваль усыновителей могли приехать семьи, которые только задумываются об усыновлении. Например, моя знакомая, которая сделала уже восемь ЭКО и отчаялась забеременеть, обсуждала с мужем возможность удочерения. Если на фестиваль приедет такая семья — это и есть открытость. Но пропаганда и агитация в таком вопросе лишние. Как я могу уговаривать людей? «Ну усыновите ребенка! Пожалейте сиротку!» Нет. Здесь должна возникнуть внутренняя, душевная потребность. У нас 25 лет такой потребности не было.

Я считаю, что каждый должен прийти к усыновлению сам. Это действительно очень ответственный и серьезный шаг — не игрушку купить. Почему-то многие люди думают, что усыновленные дети должны быть благодарны и ходить по струнке. Это не так. Дети ничего не должны. Спустя недели три наша доча стала «прощупывать» нас и определять границы дозволенного. Были и крики, и плач, и топанье ножками, и сжатые кулачки. Здесь нам очень пригодился жизненный опыт.

— Иногда на приеме в поликлинике врач, например, говорит: «Боже, как приятно, что есть еще у нас в стране такие самоотверженные семьи!» Мне странно слышать это, потому что усыновление нужно в первую очередь нам самим. Никакой это не подвиг, а простая человеческая потребность — заботиться о ком-то, дарить свою любовь. Мы не брали в семью ребенка с целью помочь государству или снять с правительства социальную нагрузку. Нет! Это исключительно личная потребность. Наш дом наполнился детским смехом, Анютка за восемь месяцев очень изменилась, мы можем говорить о ней часами. Это и есть радость, — подводит итог Наталья.

«Я злился и завидовал семьям, у которых есть дети»

Ольга и Александр стали родителями 3 года назад. Просто в какой-то момент решили, что устали быть вдвоем: 11 лет вместе — хотелось с кем-то разделить свою жизнь. Так в семье появился полуторагодовалый Никита. Решение об усыновлении было непростым, но, судя по всему, честным по отношению к себе и к мальчику.

— Почему мы усыновили ребенка? Да все просто. Банальная физика. У нас не было возможности самим стать родителями, поэтому приняли такое решение. Три с лишним года назад знакомая записала нас на подготовительные курсы в Национальный центр усыновления. Услышав и увидев все собственными глазами, мы окончательно решили, что Новый год — 2014 хотим встретить втроем, — вспоминает Александр.

— Детей мы хотели всегда. Это казалось совершенно естественным — ощутить опыт родительства, — подключается к разговору Ольга.

— Для меня это было так же важно, как и для жены. Признаюсь, я даже злился и завидовал тем парам, у которых есть дети. У меня ведь ребенка не было… Никиту мы привезли домой 4 января. Хотели успеть оформить усыновление и вместе отпраздновать Новый год, ведь мы привязались к мальчику за время встреч в Доме ребенка, видели, как ему там плохо. Но с нашими чиновниками вышло как всегда. Мне и ругаться приходилось, и проблемы решать. Например, инспектор в отделе образования несколько раз теряла наши документы, а ведь там внушительный список бумаг. В Дом ребенка мне тоже приходилось приезжать не раз, чтобы наконец-то решить ситуацию с «отдающей стороной», это была серьезная нервотрепка. В суде понадобилось долго объяснять, зачем нам вообще нужно усыновление. Мол, живете же хорошо — к чему вам «неблагополучный» ребенок? Почему так быстро решили усыновить, не ходили к Никите несколько месяцев? Приходилось буквально «образовывать» судью по части того, как устроена психика ребенка без взрослого и почему каждая встреча для малыша — очередная травма привязанности и потеря доверия к людям.

Только Национальный центр усыновления — приятное исключение в этом вопросе. Там мы получили поддержку и помощь в виде совета. А в целом такое чувство, что никто в нашей стране в усыновлении не заинтересован.

Скоро будет фестиваль семей усыновителей «Родные люди» . И мы очень за него радеем, потому что основная цель фестиваля — повысить имидж усыновления. Наглядный пример — те же Штаты, где взять ребенка из детдома — это хороший тон. А у нас — непонятно что. Поступок «как бы хороший», но смотрят на тебя искоса. Пренебрежение к сиротству и усыновлению существует, — констатирует Александр.

Несмотря на формальные трудности, Ольге и Александру удалось достичь своей цели. В декабре 2013-го суд официально признал их родителями Никиты.

— И понеслась! Первые полтора месяца я вообще почти не появлялся на работе. Поскольку руковожу маленьким бизнесом, мог себе такое позволить. Это были месяцы на адреналине. Сейчас, постфактум, я все хорошо понимаю. Мы с женой не видели проблем. Нам было море по колено. Например, только сейчас, разглядывая фото, мы видим, какой Никита был дистрофично худой после Дома ребенка. Тогда мы этого не замечали. И множество подобных моментов, проблемы со здоровьем казались нам чем-то несущественным, — вспоминает Александр.

— Откуда-то брались на все силы! — смеется Ольга. — Это было время контрастов: невероятно тяжело днем, а ночью, когда малыш засыпал, — ощущение огромного счастья. Очень повезло, что наш сын сразу принял нас и доверился. Никита — открытый мальчик. Я догадываюсь, что во многом это заслуга нянечки в Доме ребенка, которая часто брала его на руки. Никита был ее любимчиком и благодаря этому не потерял доверие к людям. Меня с мужем он принял очень хорошо, буквально сразу, хотя в Доме ребенка это назвали явным нарушением привязанности. Но мы буквально влюбились в малыша, и все минусы, о которых говорили сотрудники учреждения, нам казались плюсами. Решение об усыновлении было стойким.

В первые месяцы Никита совсем не отпускал меня, висел на руках. Обычно в полтора года мальчики уже ходят, исследуют окружающий мир, а нашему малышу хотелось все время быть на руках у меня или у Саши. Новая обстановка вызывала у него страх и тревогу. Укладывание спать каждый раз было для нас настоящим подвигом: малыш не мог и лежать рядом с нами, и находиться в своей кроватке один. Мы думаем, его охватывал страх, что «я усну, а мама в это время исчезнет». Укачивали по два часа на руках, пока не уснет, перекладывали в кроватку и выбегали из комнаты. Ни коляска не помогала, ни что-либо другое. Нахождение вне наших рук вызывало страх и панику. Мы даже задавались вопросом: а бывает ли такое явление — чрезмерная привязанность?

— Пусть Никита маленький, но он человек. Он все понимает, чувствует, помнит. Как ни удивительно, в свои 5 лет он уже четко знает, что его усыновили. Хотя и не все может себе объяснить. Конечно, внутри у него столько боли и обиды на мир, что малыш начинает злиться, проявлять агрессию. Ведь он не знает, откуда эта боль, почему ему так плохо на душе. Это обычная история с приемными детьми. Поэтому да, Никита «сложный» ребенок. «Неудобный». Чувствительный. Требовательный. Он все очень хорошо помнит. Сам задает непростые вопросы, на которые нужно отвечать. И в этом случае нет ничего лучше правды. Мы решили не выдумывать никаких историй, а честно говорить Никите об усыновлении, — объясняет свою открытую позицию Александр.

Человеческая психика устроена таким образом, что, к сожалению, травма брошенности останется с ребенком из детского дома на всю жизнь. Даже сейчас одна из самых любимых игр Никиты — это забота об игрушечных младенцах. Он может принести малыша и сказать: «Мама, посмотри, он лежит один. Пожалей его, пожалуйста!» Это способ снова и снова переживать свое горе, пытаясь изменить сценарий.

— Я объясняла Никите все, что произошло с ним, через сказку. Рассказывала, как жил на свете один малыш, рос в домике с другими детками, его воспитывали тетеньки, а потом пришли мы с мужем и забрали его к себе. И больше мы малыша никогда не бросим. «Ты можешь бить, кричать, злиться, но мы тебя не оставим», — вот что говорила я сыну. Потом Никита полюбил слушать сказку про потерянного мишку, которую я тоже придумала специально для него. Так он и рос с осознанием того, что появился в нашей семье не с самого рождения. Сейчас, в свои 5 лет, он только начинает понимать, что младенцы рождаются из маминого животика. В его версии мира до недавнего времени дети появлялись из детского домика, — объясняет Ольга.

Проблем с реакцией окружения на усыновление практически не было. Александр и Ольга честно рассказывали близким о своих радостях и сложностях — куда же без них. В итоге одна пара друзей тоже решилась на такой шаг — взять ребенка из детского дома.

— Посмотрите, какой Никита чудесный! Абсолютно наш, родной! Я сейчас не представляю другого ребенка. Это стоит всех трудностей — видеть, быть причастной к тому, как расцветает маленький человек, — убеждена Ольга.

— В то же время нельзя недооценивать историю нашего сына и его внутренние переживания, которые отражаются на всей семье. Не хочу вам говорить, мол, усыновление — это сплошное блаженство. Нет. Например, когда я вижу подавленное настроение Никиты, начинаю думать. Как вести себя? Как правильно воспитывать? Что будет дальше? Это сложно, — признается Александр. — Нам повезло: мы окружены компетентными людьми — начиная от директора Национального центра усыновления Натальи Поспеловой (первое время мы каждый день звонили ей с вопросами, уложив Никиту спать), семейного психолога Ольги Головневой и заканчивая главным детским неврологом Минздрава Леонидом Шалькевичем.

Однако в целом наше общество не понимает усыновления. Если ты пришел в семью не так, как остальные дети, то в школе навесят ярлык «детдомовец», с которым придется жить до конца. Но я за своего Никиту не боюсь: он отпор даст. А если надо будет, я сам приду и за сына вступлюсь! Но все равно это негатив, с которым приходится сталкиваться. Я знаю несколько историй, когда усыновители, выступавшие за гласность, изменили свою позицию из-за жестокости школы.

— Усыновление — это естественный путь. Почему суррогатное материнство считается чем-то нормальным, а ребенок из детдома — нет? Участвуя в

Что происходит, когда усыновление не удается

Знаменитые мамы, такие как Анджелина Джоли, Мадонна и Шарлиз Терон, привлекли внимание к усыновлению и, возможно, даже сделали его простым. Но что происходит и кто виноват, если усыновление не работает?

Эксперты говорят, что в четверти случаев усыновления подростков и значительном числе усыновлений детей младшего возраста родители в конечном итоге решают, что они не хотят оставлять ребенка.

Писательница Джойс Мейнард рассказала в своем блоге, что она отказалась от двух дочерей, усыновленных из Эфиопии в 2010 году в возрасте 6 и 11 лет, потому что она «не могла дать им то, что им было нужно.»

Другие случаи были более возмутительными, например, когда женщина из Теннесси посадила своего 7-летнего приемного сына в самолет, направлявшийся в Россию в 2010 году, когда дела пошли плохо. Недавно судья приказал ей выплатить 150 000 долларов в качестве алиментов.

В мире усыновления неудачное усыновление называется «срывом». Но хотя сбой может показаться извне безжалостным, эти последние мучительные действия сложны, душераздирающие для всех заинтересованных лиц и, возможно, более распространены, чем вы думаете.

«Когда происходит сбой, это душераздирающе, и я хочу предотвратить его в максимально возможной степени «, — говорит Зия Фриман, консультант по усыновлению в Сиэтле, которая за 20 лет своей работы справилась как минимум с двумя дюжинами сбоев.«Мы [даем родителям] огромный список ожидаемого поведения, и это не весело. Но я попрошу родителей вернуться и сказать мне:« Я сидел на этих уроках и слышал, как ты это говоришь, но я все еще верил со мной не случится. Что у меня не будет ребенка, который не ответил бы на мою любовь ».

В своем блоге Мейнард написала, что отказ от двух приемных дочерей был« самым трудным, что я когда-либо пережила. «но продолжает, что это было абсолютно правильным решением для нее — и для детей.

Она была «сурово осуждена некоторыми, да», — сказала она СЕГОДНЯ мамам в интервью по электронной почте.»Но я также получил более сотни писем самого разного рода от других приемных родителей — тех, кто нарушил отношения, и тех, кто не сделал этого, но очень боролся. Главное, о чем мне говорят эти письма, — это то, что многие, многие приемные родители ( и дети) борются способами, о которых мы редко слышим «.

Драма и травма
Сейдж, 38-летняя домработница из Солт-Лейк-Сити, через полтора года отказалась от эфиопской дочери, которую она усыновила в феврале 2009 года.Она отказалась назвать свое полное имя, чтобы защитить конфиденциальность своей семьи.

«Мы подали документы на старшего ребенка и были готовы [усыновить ребенка с] ВИЧ», — говорит Сейдж, у которого помимо четырех биологических детей есть приемная дочь афроамериканского происхождения и несколько приемных родителей. раз. «И мы получили эту фотографию четырехлетней девочки, которая абсолютно растопила наши сердца. Нам сказали, что ее бабушка отдала ее в детский дом, потому что ее биологическая мать умерла от СПИДа, и мы чувствовали, что ВИЧ будет нашей самой большой проблемой.Но мы сильно ошибались. ВИЧ был наименьшей из наших проблем ».

Проблемы начались даже во время ее первого визита к девушке в Эфиопии.

« Она сидела у меня на коленях, когда рядом были няни, но в ту минуту, когда они уходили, она «плюнула мне в лицо», — говорит Сейдж. «И всякий раз, когда я принимал душ, она разрывала комнату на части. Она даже порвала документы, которые я должен был передать в INS. Я пришла домой с посттравматическим стрессовым расстройством ».

Сейдж сказала себе, что все наладится, как только она вернет свою недавно приемную дочь в университет.С. (усыновление было завершено в Эфиопии), но, к сожалению, поведение обострилось. В дополнение к плевкам и обзываниям, маленькая девочка была дерзкой, склонной к манипуляциям и вскоре стала сексуально рано развитой.

«Я бы мыл посуду, а она засовывала руку мне в промежность», — говорит Сейдж. «Или я бы поместил ее ко мне на колени, и она засунула руки мне в рубашку. И когда она выучила английский, она начала говорить моей 18-месячной дочери:« Твоя мама тебя не любит »и подталкивать ее к стены.Я наблюдал, как поведение моего малыша полностью изменилось. Она перестала любить меня и стала бояться меня ».

Сейдж искала терапию для своей дочери и в конце концов обнаружила, что маленькая девочка страдает реактивным расстройством привязанности, состоянием, при котором дети не устанавливают здоровые связи с родителями или опекунами и демонстрируют хозяина таких симптомов, как агрессия по отношению к сверстникам, отстраненность или стремление к вниманию. Она также обнаружила, что 4-летняя девочка подвергала сексуальному насилию своего 18-месячного ребенка, когда она и ее муж решили найти новый дом для девочки .

«Решение было ужасным, — говорит она. «Я привел в свою жизнь ребенка не для того, чтобы отпустить ее. Но после того, как я узнал, что она делает, я понял, что лучший план действий — поместить ее в дом, в котором не было бы младших детей. Ей было нужно особый тип родителей, тот, кто может быть отстраненным и не позволять своим вещам влиять на них. Теперь она в прекрасной семье без младших детей и процветает ».

Джессика, 31-летняя владелица малого бизнеса из Кента, штат Вашингтон, у которой есть дочь, которую она усыновила в 7 лет, говорит, что с детьми старшего возраста определенно могут быть проблемы.

«Часто дети, усыновленные в более старшем возрасте, не имеют соответствующих возрасту механизмов выживания, и некоторые из них проявляют насилие, драматизм или действуют по-разному», — говорит Джессика, которая также попросила не называть ее фамилию, чтобы защитить конфиденциальность ее семьи. «Наша дочь определенно была такой. Я не думаю, что ее положение сложилось бы, если бы в то время в нашей семье были младшие дети. Этот ребенок сломал мебель и части нашего дома ради спорта. или кричать, что ее похищают в общественных местах.Не каждая семья может справиться с таким уровнем драмы ».

Связь и багаж
Хотя статистические данные о разрыве разнятся, исследование практики усыновления в США, проведенное в 2010 году Университетом Миннесоты и округа Хеннепин, Миннесота, показало, что между 6% и 11 процентов всех усыновлений прерываются до того, как они завершены. Для детей старше 3 лет уровень прерывания составляет от 10 до 16 процентов; для подростков он может достигать 24 процентов, или каждого четвертого усыновления.

Усыновление может занять от нескольких месяцев до пары лет, чтобы стать окончательным — и именно в этот период, по мнению экспертов, случаются наибольшие сбои. Хотя некоторые семьи действительно предпочитают прекратить усыновление после этого, такие случаи встречаются реже (от 1 до 7 процентов, согласно исследованию).

«Проблемы с младенцами случаются редко», — говорит Фриман, консультант по усыновлению в Сиэтле. «Но если вы говорите о детях старшего возраста, это может составлять от 5 до 20 процентов. Это значительно выше из-за сложностей воспитания ребенка, у которого уже есть жизненный опыт и определенное поведение.Когда нас отвергают и травмируют на раннем этапе нашего развития, это меняет то, как мы функционируем и реагируем на людей ».

Дети старшего возраста — особенно те, кого пренебрегали, отвергали и подвергали насилию, — отдаляются от других и становятся« немного чуткими ». «жесткая оболочка», — говорит Фриман.

«Это как выйти замуж за человека, который был женат три или четыре раза, — говорит она. — Как вы думаете, они собираются вступить в следующий брак без каких-либо подозрений или призраков из прошлого? «

Согласно исследованию, чем старше ребенок, тем больше вероятность неудачного усыновления.Дети с особыми потребностями также сталкиваются с большим риском нарушения, особенно те, кто демонстрирует эмоциональные трудности и сексуальное поведение.

Некоторые родители также с большей вероятностью откажутся от приемных детей. Более молодые приемные родители, неопытные родители и родители, которые работают вне дома, связаны с более высоким уровнем неудовлетворенности. В частности, более состоятельные родители и более образованные матери также с большей вероятностью воспрепятствуют усыновлению.

«Я понимаю, где это может показаться странным, но я думаю, что есть потенциал для меньшей терпимости, если кто-то более образован или зарабатывает больше денег», — говорит Брук Рэндольф, директор службы подготовки и поддержки усыновления в агентстве по усыновлению Индианаполиса.

Разборка семьи
Что происходит, когда родитель решает отказаться от усыновленного ребенка?

Это зависит от того, было ли усыновление завершено юридически или нет.

«Если ребенок был усыновлен на законных основаниях, то это все равно, что отказаться от рождения ребенка», — говорит Фриман. «Родители, усыновившие ребенка, должны найти для него дом. Или найти ресурсы».

Эти ресурсы могут включать агентство по усыновлению или государство, которое, скорее всего, поместит ребенка в приемную семью.По ее словам, если родители решат завершить процесс до того, как ребенок будет законно усыновлен, ребенок, скорее всего, перейдет в приемную семью.

Международное усыновление осуществляется по тем же правилам, за исключением того, что агентство по усыновлению обычно уведомляет страну о том, что усыновление не удалось.

«Вернуть ребенка в свою страну нельзя», — говорит Фриман.

Если усыновление не удается до того, как родители становятся официальными, законными родителями ребенка, суды обычно не участвуют.Однако, если усыновление завершено, родители должны обратиться в суд.

«Расторжение брака — или аннулирование — происходит после того, как ребенок официально усыновлен группой родителей», — говорит Якоба Урист, юрист и участник программы TODAY Moms. «Как вы понимаете, закон относится к этому очень серьезно, и, хотя штаты могут по-разному справляться с подобными ситуациями, в целом родитель должен подать прошение в суд, в котором они усыновили ребенка, чтобы фактически« не усыновить »его».

Фриман говорит, что агентства по усыновлению сделают все, что в их силах, чтобы сохранить семью, в том числе будут поощрять семью получать консультации, проводить уроки и группы поддержки и идти домой, чтобы увидеть, что происходит.

«Мы настоятельно рекомендуем им обратиться к семейному терапевту, и мы рекомендуем сделать это задолго до того, как они дойдут до критической точки», — говорит она. «Как только мы чувствуем, что у семей возникают какие-либо проблемы, мы рекомендуем им обратиться за помощью».

Несмотря на то, что в разных семьях существуют разные точки отказа, этот процесс никогда не бывает простым для ребенка.

«Это очень дорого, — говорит Фриман. «Это может вызвать пожизненные проблемы недоверия, депрессии, беспокойства, проблемы с чрезмерным контролем и очень жесткое поведение.Они никому не доверяют; у них очень низкая самооценка. Они оттолкнут учителей, друзей и потенциальных родителей, и если вы поместите их в другое место, и им придется снова присоединиться, а затем, если они потеряют это место, это станет все труднее и труднее ».

Подготовка — это все
Рэндольф, чья работа — снимать розовые очки с будущих родителей, говорит, что образование и подготовка — лучшие инструменты против разрушения или разочарования.

«Я говорю им:« Я здесь, чтобы сообщить вам плохие новости », — говорит она. говорит.«Я хочу, чтобы их ожидания были занижены. Я хочу, чтобы они думали, что это действительно сложно, потому что для некоторых людей — для многих людей — это действительно так».

Фриман соглашается.

«Чем больше исследований проведет родитель перед тем, как усыновить старшего ребенка, тем лучше», — говорит она. «Вы должны быть открыты к самообразованию и быть честными с собой. Спросите себя:« Могу ли я прожить с кем-то, кому я не нравлюсь, несколько недель, месяцев или лет? »»

Джессика, чья приемная дочь (сейчас 13 лет) помогает своей семье пройти через все испытания, говорит, что приемные родители должны отказаться от своих ожиданий «идеального ребенка», в то время как ребенок приспосабливается и учится ориентироваться в новой структуре семьи, ожиданиях, ценностях и возможностях.

«Большинство семей, которые мы знаем, боролись в течение нескольких лет, и как только их ребенок или дети почувствовали себя в безопасности, все наладилось», — говорит она.

«У нас были боли роста, но теперь все уладилось. Большинство наших каменных претензий не столько связано с« борьбой за усыновление », сколько с обычной подростковой борьбой, через которую проходят все биологические дети наших сверстников».

Для тех родителей, которые не могут заставить усыновление работать даже при поддержке, общественное мнение может быть суровым.

Мэйнард, написавшая о своем решении усыновить для журнала More, но отказавшаяся вдаваться в подробности о том, что сделало усыновление неудачным, была названа позорным позором как эгоистичная и бессердечная.Сейдж говорит, что потеряла друзей из-за своего решения найти новый дом для своей эфиопской дочери, и получила электронные письма от незнакомцев, «которые говорили мне, что я ужасный человек».

Фриман говорит, что вместо того, чтобы впадать в «режим обвинения», люди должны понимать сложность проблемы.

«Родители — не отвратительные люди, а дети — не демоны», — говорит она. «Ты такой же, как ты, когда над тобой обижали, и ты ребенок. Мы верим, что можем помочь и изменить кого-то, если будем достаточно любить его, но для этого нужно гораздо больше, чем просто любовь.»

Другие истории от СЕГОДНЯ Мамы:

« Как и мы »: как одна мама думает об усыновлении знаменитостей

Объявлен мертвым, возрожден объятием мамы: Чудо-ребенку исполняется 2 года

ЭКО против усыновления : Почему «просто усыновить» — не ответ

Больше приемных мам учат кормить грудью своих младенцев

Истории неудачного усыновления от Real AF Readers

Наше первое усыновление провалилось.Младенца буквально вынули из наших рук. Нет слова, чтобы описать тот период в нашей жизни, кроме как сказать, что мы были опустошены, по крайней мере, до того момента, когда наш сын вернулся домой. Они говорят, что все происходит по какой-то причине, и я никогда не мог представить себе, что какой-либо другой ребенок, биологический или усыновленный, мог бы значить для нас больше, чем Брайан. Мы благодарим наших счастливых звезд каждый день. —Нэнси

Я с самого начала знал, что хочу перенять из-за границы. Прежде чем выбрать агентство, я опросил множество людей в онлайн-чат-группах и в итоге нашел агентство, которое работало в нескольких странах бывшего Советского Союза.Я начала усыновление из Украины, но они закрыли усыновление для матерей-одиночек. По совету агентства по усыновлению я переехал в Казахстан. —Мелодия

За неделю до того, как я родила дочь, я хотела отказаться от всего этого. Я не была готова стать матерью. Только когда ей было около двух дней, когда педиатр воткнул ей в пятку иглу для анализа крови, и она заплакала, я влюбился в нее. Примерно через год мой лучший друг появился в моей квартире посреди ночи.Она была на восьмом с половиной месяце беременности, и знаете что? Она хотела отступить. Двадцать лет спустя мы возим наших любимых девушек, свет нашей жизни, в колледж и обратно, оглядываясь назад и смеясь. Мы полюбили своих детей не сразу, но когда полюбили, то навсегда. Когда позже я усыновил других своих детей, это было благословением вспомнить те дни неопределенности. Они были о родительстве, а не о детях. — считыватель AF

Мы только начали оправляться от очень редкого случая нарушения усыновления, когда нам пришлось поместить нашего восьмимесячного ребенка в дом для людей с особыми потребностями после всего лишь пяти месяцев, проведенных дома.Всего за несколько недель до «призыва» мы решили бросить все свои сердца и надеяться, что биологическая мать выберет нас для открытого усыновления. Я стояла на лестнице в нашей семейной комнате, готовя доску объявлений нашей четырехлетней дочери для новых проектов из ее дошкольного учреждения, когда зазвонил телефон, и наш куратор попросил нас обоих позвонить. Наши сердца остановились.

Нашими непосредственными мыслями были опасения, что ребенок с особыми потребностями от предыдущего усыновления серьезно заболел. Мы ошибались.Это был «призыв», что биологическая мать выбрала нас для своего здорового новорожденного ребенка. Мы были полностью шокированы и невероятно взволнованы! Как мы могли быть такими счастливыми! Мы немедленно начали серию телефонных звонков между нашим агентством, нашим юристом, нашим педиатром и членами нашей семьи, чтобы договориться и разъяснить наши опасения, основанные на нашем предыдущем опыте. Той ночью мы собрали чемоданы и рано утром отправились в трехчасовую поездку в больницу, где мы встретили биологическую мать нашей дочери и впервые взяли ее на руки.Это моменты, которые навсегда останутся частью нашей души — звонок, встреча и первое удержание. Мы прокручиваем в голове эти моменты с невероятной радостью и признательностью, ни одна из которых была бы невозможна без самоотверженного акта любви биологической матери нашей дочери — выбрать план усыновления для своего ребенка. —Морин и Мэтт

Данный адрес электронной почты уже подписан, спасибо!

Ой. Что-то пошло не так. Пожалуйста, повторите попытку позже.

Укажите действующий адрес электронной почты.

Благодарим вас за подписку на информационный бюллетень Adoptive Families. Вы получите свое первое письмо в течение следующей недели.

Пожалуйста, заполните CAPTCHA.

Заполните обязательные поля.

Адвокаты по усыновлению

Имя поверенного: Эллин Дж. Баллок

Шампейн, Иллинойс

Маршруты / программы усыновления: Новорожденные в США, приемные родители в США, международные, дети с особыми потребностями / ожидающие ребенка

Государства практики:

Иллинойса

Spokane, WA

Практические государства: ID, WA

Имя поверенного: Маргарет Мориарти

Томс-Ривер, штат Нью-Джерси

Маршруты / программы усыновления: U.S. Newborn, U.S. Foster

Государства практики: NJ

Имя поверенного: Джини Миллер Гиллеспи

Чикаго, штат Иллинойс,

Маршруты / программы усыновления: новорожденные в США, приемные родители в США, международные, дети с особыми потребностями / ожидающие ребенка

Государства практики:

Иллинойса

Чикаго, Иллинойс

Маршруты / программы усыновления: Новорожденные в США, приемные родители в США, международные, дети с особыми потребностями / ожидающие ребенка

Государства практики:

Иллинойса

Имя поверенного: C.J. Lyford

Lafayette Hill, PA

Маршруты / программы усыновления: U.S. Newborn, U.S. Foster, International, Дети с особыми потребностями / ожидающие ребенка

Государства практики: PA

Nashville, TN

Маршруты / программы усыновления: новорожденные в США, приемные родители в США, международные, дети с особыми потребностями / ожидающие ребенка

Государства практики: TN

Имя поверенного: Роберт С. Блэр младший

Шарлотта, Северная Каролина

Штат (а) практики: NC

Имя поверенного: Селеста Э. Ливерсидж

Пасадена, Калифорния

Маршруты / программы усыновления: U.S. Newborn

Государства практики: CA

Имя поверенного: Гэри А. Дебеле

Миннеаполис, Миннесота

Маршруты / программы усыновления: новорожденные в США, приемные родители в США, международные, дети с особыми потребностями / ожидающие ребенка

Государства практики: MN, WI

Имя поверенного: Дженнифер К. Керн

Claremore, OK

Маршруты / программы усыновления: новорожденные в США, приемные родители в США, международные, дети с особыми потребностями / ожидающие ребенка

Государства практики: OK

Имя поверенного: Рэйчел Осбанд

Эдина, Миннесота

Маршруты / программы усыновления: U.S. Newborn, U.S. Foster, International, Дети с особыми потребностями / ожидающие ребенка

Государства практики: MN

Имя поверенного: Натан Лич

Индианаполис, IN

Пути / программы усыновления: США для новорожденных, США Foster

Государства практики: IN

Просмотреть всех поверенных по усыновлению>

Авторские права © 1999-2021 Adoptive Families Magazine®. Все права защищены. Только для личного пользования. Воспроизведение полностью или частично без разрешения запрещено.

Потерянная маленькая девочка: мое неудавшееся приёмное усыновление

Ее братья вошли в нашу жизнь двумя неделями ранее. Когда мы сидели в местном Макдональдсе, мы были взволнованы и очень хотели наконец встретить эту маленькую девочку, о которой так много слышали: нашу новую дочь.

Минуты пролетели незаметно, и тут вошла самая очаровательная 5-летняя балерина. Она была одета во все розовое и на ней была розовая пачка в тон.

Я посмотрела на своего мужа, которому две недели отцовства, и увидела, как слезы заливают его глаза, когда он впервые встретил свою новую дочь.Я смотрел, как он наклонился, чтобы объяснить мальчикам, что она их сестра. Им было два и три года.

Мои глаза наполнились слезами, когда я вспомнил время, когда моих собственных брата и сестру забрали и поместили в разные приемные семьи. Чувства, переполнявшие мое сердце, были горько-сладкими. Это, вкупе с непреодолимыми потребностями двух очаровательных маленьких мальчиков, страдающих от множества неизвестных проблем, уже сильно меня обеспокоило.

Мое беспокойство стало еще больше, когда я наблюдал, как эта красивая маленькая девочка ведет свою приемную мать в красиво поставленном балете, направленном на удовлетворение каждой ее прихоти.Я смотрела на своего мужа, когда он сидел с туманными глазами, уже влюбленный и совершенно не понимая, какие выходки разыгрываются перед ним.

Поскольку служба семьи и детей отчаянно пыталась найти приемный дом, чтобы воссоединить трех братьев и сестер, и из-за моего стремления угодить мужу, мы обошли все обычные протоколы и ускорили усыновление.

Мы согласились и подписали документы еще до того, как увидели или встретили эту чудесную маленькую семью из трех человек. Это то, чего никогда не следовало допускать или поощрять.

Дальний путь домой был еще более тревожным. Я знала, что назревают проблемы, но отчаянно хотела воссоединить эту маленькую семью и подарить мужу величайший подарок, который я могла сделать, — семью.

Дни были длинными, а ночи еще длиннее. Наш самый младший, Джимми, был недоношенным и все еще страдал от внутриутробного употребления наркотиков, что требовало, чтобы его всю ночь держали в вертикальном положении, чтобы он мог дышать. Адриан страдал от неспособности развиваться, неумолимой диареи малыша, постоянных истерик, невыявленных задержек в развитии и возможного аутизма (по крайней мере, так казалось).

Наша прекрасная маленькая девочка Энн нуждалась в большем внимании, чем они оба вместе взятые. А если она этого не понимала, за это накладывались штрафы.

Документы, которые мы читали о детях, казалось, вводили в заблуждение. Или написано кем-то, кто никогда не уделял внимания этой маленькой семье. Я умирал внутри и не знал, что делать. Я чувствовал себя полным и полным провалом. Я был истощен, перегружен, перегружен работой, недосыпал и быстро впадал в депрессию.

Однажды я был одет в костюм, на красивых каблуках и жил в мире банковского дела.Теперь я жил в пижаме, потому что у меня не было ни желания, ни времени, ни сил, чтобы измениться.

Самостоятельно вырастила двоих детей, 17 лет была матерью-одиночкой. Мои дети получили образование в колледже и преуспевали. Я думал, что знаю все о воспитании детей, но эти трое довели меня до слез за несколько месяцев.

Я не мог понять. Я вырос в приемной семье, я преодолел жестокое обращение с детьми. Мне больше всего в жизни нравилось быть матерью.Мы посещали все наши тренировки, но ничто не подготовило меня к тому, что я испытывал.

Наша прекрасная маленькая девочка давно разделилась и победила. Наши соцработники винили во всем меня и мое прошлое. Никто меня не поддерживал, они просто указывали на меня пальцем, потому что я жаловался, волновал и усложнял жизнь всем. Чем больше они обвиняли меня, тем громче я становился и тем больше проводил исследований, пытаясь найти причину того, почему эта красивая маленькая семья оказалась в таком хаосе.

Каждый день приносил множество драк, плача и истерик всех троих. Энн трогала своих братьев в уединенных местах, сталкивала их с лестницы, кормила грибами со двора. Были рисунки, которые рисовали в школе и приносили домой с пистолетами, стреляющими в головы ее братьям, фотографии, на которых мы с ней дрались кинжалами, пока мой муж лежал рядом со мной в постели. Похоже, никого не волновало, кроме меня.

Наконец, три месяца спустя, вмешалась группа кризисного вмешательства.В то время никто не имел опыта или подготовки в области RAD (реактивного расстройства привязанности) или травм. Я был уже вне себя, и все пальцы указывали на меня.

Я позвонил в DFCS (Департамент по делам семьи и детей) и сказал им, чтобы они как можно скорее увезли Анну из моего дома. Когда они пришли, муж был удивлен, что слезы не было. Он думал, что она любила его так же сильно, как он любил ее. Я еще раз объяснил, как работает реактивная привязка.

Месяца спустя DFCS наконец-то получила оценку нашего мальчика из Института Маркуса в Атланте, штат Джорджия.Адриан страдал от алкогольного синдрома плода и неизвестных нарушений обучаемости. Он тестировал немного выше умственной отсталости. Однако я знал, что отчасти это произошло из-за их небрежного и жестокого воспитания. Они прожили всю свою жизнь в приемных семьях и пришли в наш дом нездоровыми, невербальными и далеко позади. Джимми страдал от невыявленных медицинских проблем.

Наша прекрасная девочка пострадала от еще более длинного списка.

Сегодня я стал лучшим родителем для этого опыта.Я практикую помощь, реагирующую на травмы, и даже провожу тренинги по этому поводу. У меня есть круг поддержки, и я знаю, куда идти, когда мне нужна помощь, совет или просто плечо, на котором можно поплакать. Мы все еще развиваемся, но это только начало.

Я не могу не задаться вопросом, был бы я вооружен этими инструментами до того, как эта маленькая семья вошла в нашу жизнь, разве бы все сложилось иначе?

Я скучаю по своей милой маленькой девочке каждый божий день, и мое сердце разбивается по ней. Я чувствую, что подвел ее, и чувствую, что просто добавил к ее списку стирки, потому что у меня не было правильных инструментов или поддержки, чтобы воспитывать травмированного ребенка.

Я чувствую, что система подвела меня, потому что они не предоставили нам правильную информацию для принятия осознанного решения. Воспитание травмированных детей часто может стать причиной травм или посттравматического стрессового расстройства у лиц, осуществляющих уход.

Статистических данных о несостоявшихся усыновлениях в приемные семьи нет, поэтому я не могу вам ее сообщить. И жестокое обращение — обычное дело, просто спросите детей. Мы должны бороться за полную прозрачность в системе. Я лично считаю, что нам нужно допускать журналистов в залы суда.Только тогда Америка станет образованной и осведомленной о проблемах, пробелах и недостатках защиты наших уязвимых, безмолвных детей, которые предоставлены судам выбирать свою судьбу.

Если мы продолжим скрывать реалии системы, дети будут продолжать страдать, а неудачи, подобные моим, будут продолжать преследовать систему, которая уже давно сломана. И Америка и дальше не станет мудрее.

Хелен Рамалья — воспитанница, которая стала приемным родителем / приемным родителем.Она является основателем и директором Fostering Superstars, лауреатом премии Конгресса за свою работу с приемными детьми и автором книги «От приемных детей к сказочным». Она популярный оратор, тренер и защитник приемных детей.

Хотите поделиться своим мнением или анализом с коллегами в сфере молодежных услуг? Присоединяйтесь к нашему уникальному проекту Blogger Co-Op и делитесь преимуществами своей работы!

Наша история прерванного усыновления

Инга Висмер

Мы с мужем были счастливой семьей с двумя мальчиками, когда я обнаружила, что беременна третьим ребенком.Я потеряла ребенка из-за выкидыша. После долгого горя я почувствовал, что хочу усыновить и подарить любовь другому ребенку, у которого нет семьи.

Наши сердца были привлечены к стране в Африке, бедной, раздираемой войной стране, где геноцид унес жизни миллионов людей. 5 миллионов детей-сирот и 50% детей не доживают до пятилетнего возраста.

Мы усыновили маленькую девочку, которую нашли одна, и маленького мальчика, которого мать-подросток бросила при рождении в больнице. Изначально мы хотели усыновить только одного ребенка, но агентство попросило нас рассмотреть возможность двух из-за тяжелой ситуации с сиротами в стране.

Это был трудный путь, почти полтора года, чтобы усыновить двоих детей, когда мы должны были заполнить кучу документов и собрать большую сумму денег всеми возможными способами. Затем наступило самое сложное — ожидание!

В один прекрасный весенний день нам позвонили из нашего агентства и попросили приехать в аэропорт за детьми. Это был самый счастливый день в моей жизни. Мы не ездили в страну, так как это не разрешено нашим агентством из-за войны. Это было так реально, захватывающе и страшно одновременно.Девушка была очень миниатюрной, в красивом африканском платье с красивыми наращенными волосами. Она называла свой эскорт «мама», а когда ее выдали мне, она сразу назвала меня «мама» и очень крепко держалась за меня. Маленький мальчик выглядел печальным и болел желудком. Он с первого момента предпочел моего мужа.

Наши дети устали после путешествий и проспали много часов. У моего сына была сильная вирусная диарея, от которой заразились все. У моей дочери было кое-что похуже — амебный кишечный паразит, вызвавший постоянную диарею и недоедание.Больше всего потребовалось время, чтобы понять, как это лечить.

Наши биологические дети, которым было 5 и 2,5 года, завидовали и немного терялись в тени, потому что все внимание было направлено на наших новых детей и их насущные потребности.

Мы связались дома; мы прижимались друг к другу, читали книги, пели, раскрашивали, открывали подарки и принимали посетителей. Это было напряженное время. Наша семья выросла с 4 до 6 человек. Было намного больше готовки, уборки и стирки. Моя новая дочь не хотела, чтобы я расставался с ней ни на минуту, и она закричала, как только я исчез из ее поля зрения.

Она также размазывала содержимое подгузника по стенам и по всему телу, если я оставлял ее на минуту или делал что-то, что ей не нравилось. Это было утомительно. Я почти не спал.

Иногда мне казалось, что я теряю его.

Примерно в то время я получил сообщение от человека, который приехал в тот детский дом, откуда приехали наши дети. Я узнал, что около 30 детей проживают в маленькой грязной комнате с бетонным полом. Детей кормили через день, и в этом приюте были заявления о сексуальном насилии со стороны слуги-мужчины.

Хотя у нашей приемной дочери было больше проблем со здоровьем и эмоциональными проблемами, у нашего приемного сына было больше задержек и он имел право на раннее вмешательство. У нас были месяцы логопеда, и я очень старался научить его говорить, что дало хорошие результаты.

Также по какой-то причине у нашего приемного сына были вспышки агрессии, особенно вокруг собак и маленьких девочек, когда он только пришел. Вообще он сильно отдавал предпочтение мужчинам, поэтому фигура мамочки для него не имела значения. Это не помогло нашей связи.У него также была одержимость плохой едой, когда он ел до рвоты.

Я думал, что моя дочь и я разделяли эту особую связь, пока она не начала проявлять такую ​​же привязанность к незнакомцам, особенно если она хотела что-то от них получить.

Что все усложнило, так это моя неожиданная беременность через восемь месяцев после того, как приехали мои дети с ужасным утренним недомоганием и ежедневными гормональными инъекциями. Когда родился мой ребенок, жизнь с 5 маленькими детьми была сложной. Тем не менее, я все еще пыталась быть лучшей мамой, которой могла быть.

Мы путешествовали с моими детьми в тройной коляске по местным достопримечательностям, встречались с друзьями, некоторые из которых также были приемными родителями африканских детей, и демонстрировали свою занятую, несовершенную сущность на публике.

Когда моему ребенку было около 4 месяцев, я получил известие из России, что здоровье моего 89-летнего отца ухудшилось, и он больше не может жить самостоятельно. Ситуация была очень серьезной, так как он находился в больнице, и у него не было других родственников, которые могли бы о нем заботиться. Я была его единственной надеждой. Я поехал в Россию и привез сюда своего отца.

К сожалению, здоровье моего отца резко ухудшилось, он потерял способность ходить и заболел недержанием мочи. С ним был русский опекун, за которого мы тоже должны были платить, что быстро опустошило все наши банковские счета.

Я работал неполный рабочий день, чтобы сводить концы с концами и оплачивать многочисленные счета, которые у нас были. Между тем поведение наших детей ухудшилось. Между моей 4,5-летней приемной дочерью и моим старшим биологическим 7-летним сыном был постоянный конфликт.

Она на словах разозлила его, и он стал очень грустным и замкнутым.Депрессия моего старшего сына переросла в мысли о самоубийстве. Я вела обоих детей к терапевту; однако это не разрешило их конфликт.

Кроме того, моя приемная дочь не доверяла мне воспитывать ее и хотела все контролировать. Вместо того чтобы просить меня о чем-то, она кралась, лгала, брала что-то, не спрашивая и не манипулируя, чтобы получить то, что она хотела.

Она постоянно раздвигала границы и бросала вызов моему авторитету. Она какала и писала на пол, крушила игрушки и зубами продирала одежду.Казалось, она преуспевала в хаосе и несчастьях нашей семьи.

Будучи умной и общительной маленькой девочкой, она привлекала много внимания со стороны незнакомцев и без всяких оговорок запрыгивала к ним на колени или целовала их. Я объяснил ей, что такое поведение небезопасно и неуместно, но она продолжала делать это, чтобы меня разозлить.

Еще я заметила, что моя дочь начала болеть за моей спиной моему ребенку. Однажды я был в другой комнате и услышал странные звуки, а когда я вошел в гостиную, я увидел, как она закрывает рот и нос ребенка.После этого я всегда носила ребенка в переноске на груди.

Терапевт моей дочери диагностировал у нее расторможенную форму реактивного расстройства привязанности. Она выжила, и она не могла и не могла дарить и получать настоящую привязанность и любовь.

Мой приемный сын, который был всего на год младше своей сестры, никогда не был со мной связан. Он предпочитал моего мужа и не любил меня. Его терапевт сказал, что у него также были проблемы с привязанностью в тормозной форме. Его исключили из обычного дошкольного учреждения из-за его вспышек насилия и гнева.

Эта токсичная атмосфера в нашей семье сильно сказалась на нашем браке, и мы были на грани развода. Наша семья буквально разваливалась.

Однажды я почувствовал себя ужасно и позвонил своему другу. Она сказала мне, что мой умирающий отец был моим приоритетом номер один, и что касается моих детей, мне нужно было пойти в тихое место, чтобы подумать о том, какое лучшее решение было бы для всех участников.

В ту ночь я оставила детей с мужем и пошла к отцу.Его глаза были закрыты, и он тяжело дышал. Он спросил меня, борюсь ли я со своими приемными детьми. Он сказал, что они недовольны мной, и я не доволен ими. Он сказал мне отдать их родителям, которые сделают их счастливыми.

После этого он перестал отвечать и умер той ночью.

После похорон моя дочь была очень счастлива, пела и болтала. Она сказала, что мой отец ненастоящий и что у меня никогда не было отца.

На следующий день я убедился, что поехал в тихое место, как посоветовал мой друг, и вскоре почувствовал ответ.Нашим приемным детям была нужна новая семья. Мы не могли удовлетворить их потребности, как бы мы ни боролись.

Я позвонил в то же агентство по усыновлению, которое мы использовали, чтобы привезти их домой, и объяснил нашу критическую ситуацию. Они сказали, что есть семья, в которой оба родителя являются учителями с особыми потребностями, и они хотели бы усыновить наших детей. Они недавно прошли домашнее исследование и проверку биографических данных, а также прошли предварительную проверку в агентстве. Мы нарушим закон в суде.

Мы поговорили с нашими детьми и объяснили им, что они будут жить с другими мамой и папой, которые будут их очень любить, и что они будут счастливее, чем в нашем доме.Наши приемные дети очень обрадовались переезду на новое место. Моя дочь просто спросила, не будет ли у нее еще одна кровать принцессы, игрушки и вкусные закуски.

Когда они познакомились со своими новыми родителями, дети совсем не казались расстроенными. Они вскочили на руки и помахали нам на прощание. Я втайне надеялся, что в последнюю минуту моя дочь и сын скажут, что хотят быть с нами, но этого не произошло. У них было очень мало к нам привязанности, несмотря на то, что вместе они прожили 2,5 года.

Я много раз связывалась с агентством и спрашивала, как у наших детей дела в новом доме.Я всегда получал один и тот же ответ: «Отлично!» Они явно не хотели общаться, и новая семья хотела, чтобы у них было закрытое усыновление.

Я несу бремя неудачного усыновления, и хотя я знаю, что это было необходимое решение, я горюю о потере своих детей и о потере отца. Я чувствую себя грустным, виноватым и убитым горем. И я не могу перестать задаваться вопросом, мог ли я еще что-нибудь сделать, чтобы спасти свою семью.

***********

Об авторе

Инга Висмер — трансплантат из России, биохимик в своей прошлой жизни, кто-то, кто потерпел неудачу в международном усыновлении и преуспел в усыновлении «снежинка».

Вы успешно подписались!

Связанные

Что делать, если мне не удалось усыновить ребенка?

Что делать, если мне не удалось усыновить ребенка? Это основной вопрос и забота родителей, желающих усыновить ребенка, особенно это касается внутреннего усыновления. Что, если биологические родители передумают? Об этой возможности и реальности всегда следует обращаться к приемным семьям.Что означают слова «неудавшееся усыновление»? Это всегда, когда плановое усыновление не происходит. Это может происходить по ряду причин. Некоторые из них: биологическая мать решает стать родителем, мошенничество с удочерением, биологический отец решает стать родителем своего ребенка или любое принуждение. Однако в разгар любого усыновления жизненно важно помнить о важности биологических матерей и их горе и постараться сделать свои чувства второстепенными.

Согласно статье The Atlantic , «биологические матери делают очень самоотверженный и щедрый поступок, когда они решают, что не могут быть родителями, и помещают своего ребенка с желающими родителями.Это решение было принято из большой-большой любви к этому ребенку ».

В этой статье будут рассмотрены различные аспекты и эмоции неудачного усыновления, а также мой личный опыт неудачного усыновления.

В недавней статье об усыновлении обсуждались неудачные усыновления; что на самом деле означает «неудавшееся усыновление» и как можно справиться с неудачным усыновлением? В статье определяется неудавшееся усыновление, как если бы запланированное усыновление не состоялось. Слишком часто неудачное усыновление происходит в больнице с рождением ребенка (обычно это домашнее усыновление).Происходит изменение взглядов, которое может быть связано с тем, что биологическая мать решает стать родителем, или биологический отец, появляющийся на сцене и желающий воспитывать своего ребенка, или давление со стороны семьи новорожденной матери, чтобы она оставила ребенка.

Для «приемных родителей», только что потерявших ребенка, они могут приравнять это к смерти. В статье подчеркивается, что каждый по-разному справляется с горем, и это нормально. Нет правильного или неправильного способа горевать. Пары могут по-разному относиться к своему горю, но важно помнить, что нужно быть рядом друг с другом.Осознайте, что вашему партнеру нужно, чтобы лучше всего справиться с горем, даже если это не то, что вам нужно. Еще одна важная вещь, которую следует признать, — это то, что принятие требует времени. Время. Потребуется время, чтобы осмыслить свое горе; это не то, что можно просто игнорировать или отмахиваться. Неудачное усыновление навсегда останется в ваших воспоминаниях, а воспоминания о горе всплывут в непредвиденные моменты.

Мы с мужем лично пережили неудачное усыновление, и это был очень эмоциональный и болезненный опыт.Теперь у нас двое детей, усыновленных, но до этого мы прошли процесс усыновления, который закончился неудачным усыновлением. В 2012 году мы были женаты почти два года и хотели создать семью. Мы имели дело с бесплодием, но я всегда хотела усыновить. Мы начали процесс усыновления детей в домашних условиях. Мы завершили весь процесс и вошли в процесс ожидания, ожидая, когда нас выберет биологическая семья. Мы подождали несколько месяцев и получили «звонок».

«Получение звонка о том, что будущая мама выбрала вас родителем своего ребенка через усыновление, является эквивалентом положительного теста на беременность для приемных родителей.Наконец-то сбываются ваши мечты о родительстве! » Я до сих пор хорошо помню, хотя и много лет спустя, когда мне позвонили. Я был на работе и на собрании в школе, где работал. Идентификатор звонящего идентифицировал звонок от нашего социального работника, поэтому я вышла, чтобы ответить на звонок. Она сказала, что одной будущей маме понравилась наша книга жизни, и она хотела с нами познакомиться. Мы быстро договорились о встрече.

В этом блоге очень реалистично рассказывается о процессе внутреннего усыновления. В нем рассказывается о процессе, даются ответы на многие вопросы, например, каковы сроки согласования, включая интервью с агентствами по усыновлению и семьями, признаки, которые могут указывать на потенциальное неудачное усыновление, и личная история женщины о ее неудачном усыновлении.Процесс усыновления включает в себя поиск потенциальными приемными родителями агентства по усыновлению или адвоката и заполнение домашнего исследования и журнала жизни, которыми они могут поделиться с будущими матерями. Будущие мамы изучат журналы жизни и выберут семью, в которую они потенциально хотели бы поместить своего ребенка. Если оба родителя и будущие матери согласны, они будут «сопоставлены». После рождения ребенка будущая мать принимает окончательное решение об усыновлении и подписывает документы об отказе от усыновления по истечении установленного государством срока.Мать всегда имеет право изменить свое мнение о плане усыновления, пока документы об отказе не будут подписаны.

В этом блоге отмечен опрос, проведенный Создание семьи , посвященный неудавшимся усыновлениям. Людям, которые пережили неудачное усыновление, задавали вопросы о сроках, сроках, когда они были подобраны, и в какое время произошло неудачное усыновление. Один из выводов этого исследования показал, что неудавшееся усыновление было разделено пополам: примерно 50% испытали неудачное усыновление до родов, а 50% — после рождения ребенка.Кроме того, исследование показало, что большинство потенциальных приемных родителей находились в контакте с будущими матерями в течение третьего триместра.

Наше агентство по усыновлению показало книги о жизни беременным женщинам в третьем триместре. После того, как нам позвонили, мы договорились о встрече с будущей мамой и встретились с ней на следующей неделе. Нашу встречу провел наш социальный работник из нашего агентства по усыновлению, и мы постарались, чтобы разговор был как можно более легким. Однако можно было сказать, что она нервничала, и мы нервничали.Позже тем же вечером нам позвонил социальный работник и сообщил, что мы официально «подобрали» ее, и она должна была родиться примерно через два с половиной месяца.

Признаки, опубликованные в указанном выше блоге, которые могут указывать на то, что совпадение может не совпадать, очень широки и верны не во всех ситуациях. Некоторые из упомянутых признаков включают в себя: семья, особенно мать будущей женщины, не поддерживает усыновление, биологическая мать не разделяет план с биологическим отцом, возраст будущей матери моложе, и брак заключен на ранних сроках беременности. .

В этой статье рассказывается душевная история о том, как семья пережила пять неудачных усыновлений. Они совпадали несколько раз, один из которых был мошенничеством с женщиной, которая даже не была беременна. Во-вторых, они смогли пережить рождение ребенка, забрали его домой, а затем появился биологический отец и захотел ребенка. К счастью, у истории счастливый конец, и теперь у них есть 4-летний сын. Но «привидение», как она это называет, все еще существует. Преследование тех потерь всегда в глубине ее сердца — преследование искренней веры, что ее сын теперь и навсегда принадлежит ей.«Усыновление не для слабонервных».

После того, как нас встретили с нашей будущей мамой, мы оба согласились поделиться адресами электронной почты и номерами телефонов. Мы начали болтать взад и вперед, и она попросила нас познакомиться с ее сестрой. Мы с радостью согласились и поехали в ее родной город пообедать с ней и ее сестрой. Это была хорошая встреча, и сестра, похоже, очень поддержала план усыновления, отчасти потому, что будущая мать могла продолжить свое образование. Все время ожидания она присылала нам обновления врачей и сообщала, как она себя чувствует.В течение этого времени мы продолжали готовить себя и свой дом к тому, чтобы стать родителями и «гнездом», чтобы обеспечить готовность детской.

Нет правильного или неправильного способа подготовиться к рождению ребенка или «гнездышка», как это иногда называют. Некоторые находят терапевтическим эффектом подготовить всю детскую еще до того, как их подберут для будущей матери. Другие находят это эмоционально слишком трудным и ждут как можно дольше; они покупают минимум детских товаров, пока ребенок не окажется на расстоянии вытянутой руки. Некоторые принимают детский душ до усыновления.Другие ждут и «встречаются и здороваются» с ребенком после усыновления. В статье также представлены многие полезные занятия в период гнездования. К ним относятся ведение дневника, подготовка дома, поддержание связи с агентством по усыновлению, забота о себе с питанием и сном, а также индивидуальное времяпрепровождение в паре, поскольку это резко изменится с рождением ребенка. Их окончательный совет говорит об этом лучше всего: «хотя ожидание может быть трудным, стрессовым и временами разочаровывающим, постарайтесь сделать все возможное, чтобы извлечь из него максимум пользы» («Звезда усыновления»).

В период ожидания я определенно вложился. Мы создали детскую. Мы установили детскую кроватку, автокресло, получили необходимую одежду и подгузники и даже устроили небольшой детский душ от моей работы. Мы были готовы стать родителями.

Мы были очень взволнованы в период гнездования и ожидания. Мы продолжали готовиться в течение времени. Мы были в восторге, но старались хорошо защитить свои сердца. Я продолжал переписываться с будущей мамой, и она сообщала мне обновления врачей. Мы знали, что ее соблазнят на определенное свидание, если ребенок не родится раньше.Казалось, все идет хорошо.

Была суббота, за день до отъезда в больницу, и нам позвонил социальный работник будущей матери. Она сказала, что большую часть дня разговаривала с будущей мамой и решила стать родителями ребенка.

Это было ужасно, это было похоже на смерть. Мы уже запланировали отпуск на работу, поэтому вместо того, чтобы забрать ребенка домой, мы проводили время с семьей, пытаясь отвлечь наши умы и сердца.Было замечательно, как много родных и друзей поддержали нас в это время. Мы все по-разному справились с горем, но оно также сблизило нас с мужем.

Есть несколько способов справиться с неудачным внедрением. Он рекомендовал горевать, принимать помощь, не пытаться понять это, разбираться с детской комнатой по-своему, выходить из дома, выражать свои чувства и не торопиться. Да, вы будете горевать, и все будет по-другому. Принимая помощь от семьи и друзей, от еды или от кого-то, кто вас выслушает, очень важно окружить себя помощью.Пытаться выяснить, «что я сделал не так» — это то, с чем я сначала боролся. Невозможно узнать, почему и как были приняты решения, мог ли я изменить исход, наверное, не открыть дверь в детскую непросто. Он был украшен любовью к ребенку, который не пошел с нами домой. Я решил закрыть дверь и долгое время не заходить в эту комнату. В конце концов, вы достаточно исцелены, чтобы знать, что, вероятно, есть еще один ребенок, который будет нашим ребенком и который ждет нас.Выражение чувств — это то, с чем многие борются, но это настоящее путешествие с облегчением. Не торопитесь, чтобы вылечиться, это индивидуальный процесс, который нельзя торопить или стыдить. Найдите время, которое вам нужно.

Есть также вещи, которые вы можете сделать, чтобы поддержать семью, которую вы знаете, которая пережила неудачное усыновление. Может быть несколько способов поддержать семьи, в том числе дать разрешение горевать, признать свою сломленность, отложить приговор и не использовать историю усыновления для негативного отношения к другим.Лично я считаю, что это, наверное, самое важное. Если вы не испытали это на собственном опыте, это не ваша история, чтобы рассказывать и не выносить суждений.

Но на этом наша история не закончилась. Как я уже говорил, у нас двое детей в результате усыновления. Мы удочерили нашу дочь в 2013 году, когда ей было 2 месяца. Мы удочерили сына в 2018 году из Китая, когда ему было 3 года. Оба были замечательными переживаниями, но не без проблем. Я не стал бы ничего менять в нашем прошлом опыте, потому что он привел нас к Анне и Мике.Неудачное усыновление — это тяжело, но это часть моей жизни. Я многому научился из этого — о себе и своих системах поддержки вокруг меня.

Меган Ривард — приемная мать и активный сторонник усыновления и опеки. Она живет в Индиане со своим мужем, годовалой дочерью, которая является центром их жизни, и их собакой Максом. Имеет степень бакалавра и магистра в области социальной работы. Меган остается дома со своей дочерью, но так счастлива, что нашла возможность поделиться своей личной историей усыновления и рассказать об усыновлении!

Неудачное усыновление

— это не конец моей истории!

Неудачное усыновление не было концом моей истории! Это было началом осуществления моих мечтаний.Служба защиты детей называет усыновление, которое заканчивается до того, как оно завершено, нарушенным усыновлением. Мое усыновление было завершено, а затем расторгнуто путем прекращения усыновления, и меня поместили в систему патронатного воспитания.

Иногда жизнь шокирует! Это знают все, кто находился в нескольких приемных семьях или пережил нарушение усыновления. Может быть, вас привезли в новую страну, где вы не знали языка, и вы изо всех сил старались слиться с ней. Может быть, вы изо всех сил пытались вписаться в новую семью и найти свое место, но все это было так неудобно! Может быть, никто не нашел времени, чтобы объяснить вам эту новую жизнь или просто посидеть с вами, чтобы убедиться, что вы чувствуете себя в безопасности.Или, возможно, вы не чувствовали себя свободными быть собой или исследовать свой новый мир. Вы, вероятно, не чувствовали себя в безопасности, чтобы поделиться своими мыслями или чувствами с окружающими — все они были незнакомцами. Тяжело так долго чувствовать себя такой потерянной! Я знаю, как ты себя чувствуешь.

Я был в том же месте, чувствуя себя одиноким и никому не интересным. Мне казалось, что я был единственным, кого удочерили, а усыновление не получилось. Серые тучи жизни закрывали любой проблеск светлого будущего. Волны гнева продолжали обрушиваться на меня, когда я пытался найти свой путь в эту новую жизнь.Мне нужно было, чтобы кто-то объяснил мне, что я не единственный и что есть надежда на будущее. Но посреди этого все, что я чувствовал, было одиноким и как будто это была моя вина.

Если вы оказались в такой же ситуации, не сдавайтесь. Я знаю, что ты чувствуешь себя как кусок коряги, которого волны подбрасывают вперед и назад, вперед и назад — не знаю, где ты приземлишься. Несмотря на то, что это кажется безнадежным, я узнал, несмотря ни на что, есть люди, которые хотят вас поддержать. Вам просто нужно быть достаточно храбрым, чтобы защищать себя.Поговорите со школьным консультантом, другом семьи или даже своим соседом. Если вы честно поделитесь своей борьбой, люди придут, чтобы выслушать и поддержать вас.

Я знаю, что иногда кому-то трудно понять, что вы переживаете, потому что вы всегда пытаетесь скрыть свои слезы улыбкой. Когда я жила с приемной семьей, для меня настал день, когда я больше не могла скрывать слезы, и они хлынули рекой. Я больше не могла притворяться, что все в порядке.Мне нужна была помощь. Однажды я был достаточно храбрым, чтобы протянуть руку помощи. Следующие несколько недель были очень трудными, так как меня много раз переводили из группового дома в мой первый приемный дом. Я до сих пор не понимаю, что именно произошло, но я знал, что был смелее, чем был раньше, и был готов бороться за лучшую жизнь.

Есть много неправильных представлений об усыновлении и приеме на воспитание. Семьи, которые усыновляют или получают приемную опеку, обычно состоят из любящих родителей, которые готовы слушать, любить, жертвовать и поддерживать своих приемных детей, как если бы они были их собственными.К сожалению, неудачное усыновление — не редкость. Хотя после неудачного усыновления и размещения в приемных семьях есть надежда, мы должны сделать все возможное, чтобы предотвратить это. Один из способов сделать это — правильно обучить и обследовать будущие семьи. С моей точки зрения, эти семьи нуждаются в более обширном обучении уходу с учетом травм и разнообразию. У них должно быть желание понять культуру происхождения своего ребенка и обязательство заботиться о нем независимо от того, какие трудности возникают.

После неудачного усыновления я попал в приемную семью, и тогда началась моя новая жизнь.Я перешел от неуверенности, смогу ли я пережить еще один день, к тому, что окончил среднюю школу, поступил в колледж, стал студентом-спортсменом, работал стабильно и мечтал о ярком будущем. Теперь у меня есть семья, которая помогает мне ориентироваться в жизни, что особенно важно, если у вас языковой барьер и вы из другой культуры или страны. Я люблю свою семью и ценю их за поддержку, поддержку и безоговорочную любовь.

Если вы чувствуете себя безнадежным из-за неудачного усыновления или размещения в приемной семье, не сдавайтесь! Найдите свой голос и защитите себя.Вы быстро найдете людей, которые захотят вас поддержать.

Еши — участник Матча звезд 2018 года. Она начала учиться в старшем классе Университета Св. Мартина, работая над дипломом по социальной работе. Она провела 18 месяцев в приемной семье в штате Вашингтон.

Когда усыновление не удается: вина за возвращение ребенка

«Я стал более здоровым человеком сейчас, когда ее больше нет, но мне грустно и я чувствую себя виноватым. Я не мог помочь ей выздороветь »

Это должно означать начало светлого нового семейного будущего, но в реальности иногда бывает невыносимо травматично.Приемные родители рассказывают Анне Мур о стыде и отчаянии от признания, что они не могут справиться, и о том, что привело их к критической точке

Жизнь Бекки * стала намного проще с тех пор, как ее приемная дочь вернулась под опеку. 51-летняя Бекка больше не просыпается с узлом в животе. «Когда здесь жила Эмбер, от одного лишь звука ее движения вызывало сердцебиение», — говорит Бекка. «Меня трясло, я вспотел — это была реакция на травму».

Эмбер была удочерена Беккой и ее мужем десять лет назад, когда ей было почти пять лет.Она провела несколько лет под присмотром, прежде чем приехала в дом Бекки травмированным ребенком. В прошлом году она ушла травмированным подростком. В конце концов, ярость Эмбер, ее насилие и когда она стала старше, ее злоупотребление психоактивными веществами, сексуальная активность и постоянные побеги были слишком тяжелыми для семьи, чтобы с ними справиться.

После многих лет терапии семья раскололась, но в некотором смысле — вынуждена признать Бекка — это облегчение. «Теперь, когда ее больше нет, я стал более здоровым человеком, — говорит Бекка, — но мне грустно и виновато.Я не мог сделать то, что нужно, чтобы помочь ей выздороветь. Я был совершенно наивен — я никогда не мог представить, что это закончится так ».

Усыновление было выделено как приоритет для нашего правительства. В конце прошлого года министр образования Гэвин Уильямсон объявил о новом финансировании кампании по набору усыновителей, чтобы сосредоточить внимание на поиске семей для детей, которых труднее всего найти — например, старших детей, которые годами сидели под присмотром, с особыми потребностями. Усыновление, сказал Уильямсон, может «изменить жизнь детей».Он призвал социальных работников «не уклоняться» от продвижения детей.

Распад усыновления, с другой стороны, имеет гораздо меньшее значение — это горе, которым немногие родители хотят поделиться, отчасти из-за страха быть обвиненным. Однако в начале этого года мир успел заметить, когда американская пара YouTube Мика и Джеймс Стауфферы признались, что «передали» своего четырехлетнего приемного сына в другую семью, «которая могла бы лучше заботиться о его потребностях». Стауфферы усыновили Хаксли, который был аутистом, в 2017 году и задокументировали свой путь на YouTube, набрав более 700000 подписчиков и заключив массу спонсорских сделок.(«Чувствую ли я себя неудачницей как мама? 500 процентов», — сказал Мика в слезливом видео.)

Они были встречены яростной реакцией. В их социальных сетях были оставлены яростные комментарии, а спонсорские сделки были разорваны. Наблюдая из своего дома на юго-западе Англии, Бекка не спешила судить. «В их жизни произошло что-то ужасное — и к этому у меня есть сочувствие».

Хотя официальной статистики Великобритании нет — местные власти и агентства по усыновлению часто не отслеживают, как только приказы об усыновлении подписаны и дети оставляют их опеку — считается, что около трех процентов усыновлений в Великобритании заканчиваются срывом.(Для контекста, в прошлом году, закончившемся 31 марта, было усыновлено 3570 детей: три процента из них составили бы около 107 детей.) Многие другие подходят близко, но балансируют на самом краю. Исследования, проведенные компанией Adoption UK, показывают, что около трети усыновлений не сталкиваются с серьезными проблемами, третья сталкивается с проблемами, но сумела их решить, в то время как последняя треть сталкивается с серьезными и постоянными проблемами. Наиболее глубокое исследование разбивки по усыновлению, проведенное Бристольским университетом, показало, что дела обычно связаны со значительной степенью насилия между детьми и родителями, побегами и серьезным преступным поведением.

Хотя большинство поломок происходит во время обучения в средней школе, подавляющее большинство начнет испытывать проблемы на несколько лет раньше, и их коренные причины могут быть прослежены еще дальше, в период до того, как произошло усыновление. «Усыновления происходят из системы опеки, когда дети не могут оставаться в своих родных семьях, часто из-за пренебрежения и жестокого обращения», — говорит Сью Армстронг Браун, генеральный директор благотворительной организации Adoption UK. «Несмотря на то, что усыновление предназначено для того, чтобы поместить ребенка в безопасную и любящую среду, оно не стирает прошлых травм или травм в раннем детстве.Мозг младенцев запрограммирован на привязанность к основному опекуну — родителю — и эта привязанность позволяет им узнавать о мире из безопасного места. «Когда нет этой здоровой связи, когда нет элементарных потребностей в любви и комфорте». При их соблюдении это может вызвать проблемы с психическим здоровьем на всю жизнь.

Когда Бекка и ее муж удочерили Эмбер, они не знали, что ждет впереди. «Мы были крепкой, зрелой и успешной парой, — говорит Бекка, — и она, и ее муж работали по профессии. «У моего мужа был ребенок, который жил с нами в подростковом возрасте.Я думал, что мы можем сделать что угодно. Я ошибался.

Мы понимали, что Эмбер пережила все эти переживания до того, как пришла к нам, но у нас не было глубокого понимания того, что это может означать, и это никогда не обсуждалось. Никто никогда не говорит вам правду, поэтому вы в неведении относительно того, что произойдет и как с этим справиться ».

Когда американские ютуберы Майка и Джеймс Стауфферы признались, что возвращают своего четырехлетнего приемного сына Хаксли, они были встречены огромной негативной реакцией и даже угрозами убийства.Хаксли, страдающий аутизмом, проявил «жестокую агрессию» к остальным четырем детям пары

Первые три месяца прошли хорошо. «Сначала Эмбер была маленькой счастливой душой», — говорит Бекка. «Она любила есть, печь и ей читали». Но когда она вернулась в школу — Бекке сказали, что Эмбер нужен ее распорядок и «подружиться», волшебство закончилось. «Она всю дорогу кричала, била и пинала», — говорит Бекка. «Я приходила домой и плакала два часа. Я потратил так много времени, пытаясь выяснить, что происходит с этим ребенком, и пытаясь применить то, что я узнал, но ее гнев становился все сильнее и страшнее.

«Я часто обращался за помощью к местным властям. В конце концов, были найдены средства на терапию и временную помощь, но они позволили вам сначала потерпеть неудачу », — говорит Бекка. «Вы должны сказать:« Я не думаю, что больше смогу заботиться об этом ребенке », прежде чем они помогут. Если бы с самого начала было понятно, что вашему ребенку потребуется поддержка, и у вас уже был заранее согласованный бюджет и план воспитания, тогда вам не пришлось бы ждать, когда случится каждый кризис ».

Джини, еще одна приемная мама , согласен.В 2007 году они с мужем удочерили троих братьев и сестер: девочку в возрасте 18 месяцев и мальчиков трех и четырех лет. Их биологическая мать была подростком. «Я знала, что ими пренебрегли, и все, — говорит Джини. «Было такое ощущение, что их выкинули ногой через дверь, и социальные работники убежали в холмы. Они, вероятно, думали: «Мы обнаружили, что люди достаточно глупы, чтобы сразиться с ними. Оставим их и будем надеяться на лучшее ».

Средний ребенок, Каллум, с самого начала был проблемой. «Когда он въехал, он был практически немым, не обращая внимания на космос и других людей», — говорит она.«Он причинял своим братьям и сестрам боль — как будто зажимал пальцы в двери — но, казалось, не подозревал об этом». Когда он стал старше, насилие усилилось. «У нас были годы ссор между ним и его младшим братом, в которых были задействованы ножи, топчущие друг друга по головам», — говорит она.

«Я сообщил обо всем этом социальному работнику по усыновлению, но ничего не было сделано. Я сказал, что больше всего боюсь, что один умрет, а другой станет причиной. По-прежнему ничего! »

Иногда Джини чувствовала себя склонной к суициду, иногда она фантазировала о разводе просто для того, чтобы разделить родительские обязанности в соотношении 50/50 и провести целые дни вдали от детей.«У меня были регулярные слезливые разговоры с социальным работником по усыновлению, но мне всегда говорили, что мы делаем все возможное и должны продолжать попытки».

Это было всего 18 месяцев назад, когда Джини позвонила своему социальному работнику по усыновлению и пригрозила неоднократно ударить ее сын, что двери были открыты. Им предложили отсрочку: Каллум проводил одну ночь в неделю с приемным воспитателем. «Это была находка, — говорит она. «Вся семья может дышать, зная, что конфликта не будет, и связь Каллума с его опекуном просто фантастическая.Джини также получила финансирование на услуги терапевта, поскольку она страдает вторичной травмой. Для нее это спасательный круг. «Плохих дней меньше, — говорит она.

Имеется определенное финансирование для усыновителей, находящихся в затруднительном положении. В 2015 году был создан Фонд поддержки усыновления для финансирования терапии и другой поддержки, такой как временный уход, хотя его максимальная сумма составляет 5000 фунтов стерлингов в год на ребенка. В апреле 8 миллионов фунтов стерлингов из этого фонда были высвобождены, чтобы облегчить доступ во время изоляции, когда многие усыновители будут страдать от тех же проблем, что и другие семьи — изоляция, нарушение рутины, вызывающее поведение — увеличилось в десять раз.

Но Найджел Пристли, юрист с многолетним опытом поддержки приемных родителей в Юридическом центре по усыновлению, говорит, что этого фонда недостаточно. «Мы только сейчас начинаем больше осознавать взаимосвязь между генетикой, тем, что происходит в утробе матери, такими факторами, как алкогольный синдром плода и свидетелями домашнего насилия в молодом возрасте», — говорит он. «Часто 5000 фунтов покрывают только начальную оценку». Проблема не только в финансировании. По словам Пристли, также существует фундаментальное непонимание.«Эти родители добросовестно отправились в путь, — продолжает он. «Они понимают, что это будет сложно, но хотят сохранить это навсегда дома и испытывают чувство вины, когда что-то не получается. Тем не менее, они быстро чувствуют, что их осуждают местные власти, и их обвиняют в плохом воспитании детей ».

Для семей, которые пережили это, травма длится всю жизнь. Анна и ее муж Филипп удочерили свою дочь Джемму 26 лет назад, хотя в 16 лет она вернулась в дом престарелых и теперь живет в безопасном психиатрическом отделении.

«Мы хотели такую ​​же семью, как все», — говорит Филип, который написал отчет об их опыте «Внутреннее усыновление: история родителей». «Вы просто хотите быть нормальным, как и все другие семьи в сообществе, но вы никогда не сможете быть« нормальным ».

Хотя пара не получила много информации об истории Джеммы — им однажды сказали, что ее записи были сгорели в огне и в другой раз, когда они были потеряны в наводнении — они действительно знали, что Джемма была с шестью разными опекунами до них.«Мы знали, что у нее« задержка в развитии », которая, по-видимому, исчезнет, ​​когда у нее будет постоянный дом», — говорит Энн. «Это не так. Джемма кричала по восемь часов в день. Нам сказали, что «у всех двухлетних есть вспыльчивость».

Не так, не так. В подростковом возрасте она однажды пыталась меня задушить; в другой раз она пыталась столкнуть меня с лестницы. Она часто нападала на нас с ножами — в конце концов, все они были заперты в высоком шкафу ».

« Однажды она пыталась меня задушить; в другой раз она пыталась столкнуть меня с лестницы »

. Филиппу и Анне было труднее вынести отсутствие поддержки.«Мы отчаянно пытались получить помощь от местных властей, школы и социальных служб», — говорит Энн. «Нам сказали, что все, что ей нужно, — это любовь. Вы отдаете 100 процентов своей энергии этому невероятно травмированному ребенку, а затем вы должны отдать все 100 процентов на сражения, чтобы заставить людей выделить какие-то ресурсы, в то время как все время поведение становится все более укоренившимся. Ни у кого нет 200 процентов, которые можно было бы отдать ».

Эта последняя кампания по набору усыновителей должна сопровождаться средствами для поддержки семей после подписания приказа об усыновлении, говорит Филип.